Во мне вдруг вспыхнуло сильное раздражение. Итак, служанки обсуждают его. Я представила себе, как он важно, вразвалку проходит мимо них, быть может, оделяя поцелуем самую хорошенькую, взяв ее на заметку, как возможную добычу. Право, меня тошнило от этого человека.
Но что это я? Зачем болтаю с Дженнет? Я сказала:
— Пожалуйста, убери это все побыстрее, Дженнет. Не болтай так много. Тебе что, больше делать нечего?
Дженнет, естественно, сбитая с толку внезапной переменой в моем поведении, повесила голову и слегка покраснела. Я надеялась, что достаточно ясно дала понять мое полное равнодушие к капитану Пенлайону.
Дженнет занялась было делом, но вскоре выглянула в окно и стала что-то рассматривать во дворе.
— Что там, Дженнет?
— Там молодой человек, мистрис.
Я подошла и встала рядом. В самом деле, там стоял молодой человек; он был облачен в красновато-коричневый дублет и зеленые штаны. У него были очень темные, прямые, гладко расчесанные волосы. Почувствовав наши взгляды, он посмотрел вверх и отвесил нам изысканный поклон.
Я крикнула вниз:
— Кто вы?
— Добрая госпожа, — крикнул он в ответ, — если вы — хозяйка этого дома, я желал бы поговорить с вами.
— Боже мой, — выдохнула Дженнет, — но до чего же пригож! Я сказала:
— Я не хозяйка дома, но сойду вниз и поговорю с вами.
Я вышла в холл вместе с Дженнет, следовавшей за мной по пятам, и открыла обитую железными гвоздями наружную дверь. Молодой человек еще раз поклонился, очень почтительно.
— Боюсь, хозяйки нет дома. Может быть, вы изложите свое дело мне?
— Я ищу работу, миледи.
— Работу? — переспросила я. — Какого рода работу?
— Я не особенно разборчив. Буду благодарен за все, что подвернется.
— Управление хозяйством не в моих руках. Я здесь только гостья.
— Может быть, мне попробовать поискать хозяина? — с энтузиазмом предложила Дженнет.
Он бросил ей благодарный взгляд, и она очень мило покраснела.
— Пожалуйста! — сказал он.
Дженнет убежала, а я спросила молодого человека:
— Как ваше имя?
— Ричард Рэккел, мистрис.
— Откуда вы?
— Я прибыл с севера. Думал, что на юге легче пробить себе дорогу, чем в моих родных местах.
— А теперь, наверно, вы хотите поработать здесь немного, а потом двинуться на поиски новых приключений?
— Смотря, как обернется дело. Я везде присматриваюсь, ищу, где бы можно было осесть навсегда.
К нам часто являлись люди, искавшие работу, особенно на исходе лета, к Михайлову дню. Они нанимались работать в поле, молотить, веять, засаливать мясо (часть скота забивали в эту пору из-за нехватки запасенных на зиму кормов). Но этот молодой человек чем-то отличался от обычных поденщиков.
Я спросила, случалось ли ему работать в поле, на уборке хлебов. Он ответил, что нет, но он умеет управляться с лошадьми и надеется, что в конюшне найдется для него местечко.
В этот момент появился Эдуард. Он въехал во двор — элегантный мужчина, который за последние дни стал как будто еще более изящным и хрупким Наверно, я воспринимала его так по контрасту с Пенлайонами.
— Эдуард, — сказала я, — этот юноша ищет работу.
Эдуард был всегда неизменно вежлив и, на мой взгляд, всегда полон рвения сделать доброе дело. Он был очень популярен среди работников, но, мне кажется, они его слегка презирали. Для них такое мягкое обращение казалось слишком непривычным.
Эдуард пригласил молодого человека в зимнюю, отапливаемую гостиную и приказал принести для него кружку эля. Не многие наниматели относились так к рабочему люду, но мечтатель Эдуард не считал, что его богатство и знатность возвышают его над другими. Он знал, что был ученее, воспитаннее, имел более изящные манеры, чем какой-нибудь батрак с фермы; но если человек умел себя вести и был сколько-нибудь образован, он не считал его ниже себя только потому, что тот был, скажем, сыном доктора или стряпчего, а Эдуард — сыном лорда. Хани постоянно твердила мне:
— Эдуард — сама доброта. Она была права.
Я, разумеется, не сопровождала их в зимнюю гостиную, а ушла к себе в спальню, где Дженнет снова взялась за уборку моей одежды.
— О, мистрис Кэтрин, — воскликнула она, — как вы думаете, подыщет хозяин место для него?
— Мне кажется, он не подходит для тяжелой работы в поле, а там как раз и требуются рабочие руки в это время года.
— Он, в самом деле, выглядит настоящим джентльменом, — сказала Дженнет, расправляя мой крылатый чепчик. — Мужчины с севера — самые красивые.
— Ты слишком интересуешься мужчинами, Дженнет, — сказала я строго.
— О, но они действительно интересные создания, мистрис!
— Я должна предупредить тебя. Ты прекрасно знаешь, что может случиться с девушками, которые не берегут себя, как следует.
— О, мистрис, вы имеете в виду моряков, которые сегодня — здесь, завтра там. А молодой Ричард Рэккел — он уж если пришел, так здесь и останется и всегда будет в ответе за все, что натворит.
— Дженнет, я замечаю, что тебе нравится привлекать мужское внимание!
— О, мистрис! — Она залилась румянцем и хихикнула.
Я продолжала строгим тоном:
— Если этому молодому человеку повезет получить здесь работу, ты хорошо делаешь, если подождешь, пока он проявит к тебе интерес, прежде чем выдать свой к нему.
— Но он еще мальчик, мистрис, — возразила Дженнет, блестя глазами, и я рассердилась на нее, так как знала, что она мысленно сравнивает юного Ричарда Рэккела с капитаном Пенлайоном.
* * *
Для Эдуарда было очень характерно, что он все-таки нашел место для Ричарда Рэккела в нашем доме. Он вошел в соляр,
[4]
где сидели мы с Хани, она — за вышивкой, я праздно глядя на нее, и, усевшись около нас, сказал:
— Я определил Рэккела на конюшни. Там понадобится еще один конюх, хотя не знаю, подойдет ли он для этого. Он внешне не похож на конюха, но с лошадьми управляться умеет, это точно. Со временем мы подыщем ему другое занятие. По-моему, из него получился бы отличный секретарь; жаль, я не нуждаюсь в секретаре.
Хани улыбнулась мужу поверх своих пялец. Она всегда была нежна и ласкова с ним, а он, разумеется, обожал ее. Она выглядела неотразимо в такой позе — с иглой в застывшей руке и с тихим, задумчиво-спокойным выражением лица.
— Ну, что же, — сказала Хани, — пусть послужит пока на конюшне, а если возникнет другая вакансия — он всегда будет под рукой и сможет получить ее.
