Я вернулась в каюту.
Хани была без ума от горя, и, когда увидела меня, на ее лице отразилось облегчение.
— Кэтрин, где ты была?
— Я держала фонарь. — Пока я говорила, меня швыряло из стороны в сторону. Я поднялась, вцепилась в ножку привинченного стола и велела остальным сделать то же самое. По крайней мере, так мы могли удержаться на месте.
Я думала, что корабль собирается перевернуться. Он вздымался и кренился так, что его правый борт почти касался моря. Он дрожал, как будто его трясли, и, казалось, лишь на краткий миг застывал, чтобы затем снова обрушиться вниз.
Со всех сторон слышался грохот от перекатывающихся тяжелых предметов, неслись крики и проклятия. Если бы я сейчас была на палубе, меня, несомненно, смыло бы за борт.
— О, Боже! Это конец! — пробормотала Хани. Я чувствовала, что все мое существо протестовало. Нет, я не умру. Мне следовало еще очень многое понять. Я должна знать, зачем нас похитили, и нужно снова увидеть Джейка Пенлайона.
И хотя шторм продолжал бушевать, сила его ослабла. Он был еще страшен, но корабль выстоял и худшее было позади.
Несколько часов продолжал трепать нас ветер; корабль скрипел и стонал. Мы не могли подняться на ноги, но, по крайней мере, мы все были вместе.
Я смотрела на Хани. Она лежала, измученная. Ее длинные ресницы выглядели прекрасно на фоне бледной кожи. Мне захотелось защитить ее. И еще меня беспокоило, не скажутся ли все эти ужасные события на ее ребенке.
Поддавшись порыву, я наклонилась и поцеловала ее в щеку. Это не походило на меня: я не любила проявлять свои чувства. Она открыла глаза и улыбнулась.
— Кэтрин, мы еще здесь, в этом мире?
— Мы живы, — сказала я.
— И все вместе, — добавила она.
* * *
Два дня и две ночи бушевал шторм. Но теперь он кончился. Воды потеряли свою ярость. Они стали спокойными и зелено-голубыми. И только время от времени белые барашки нарушали их спокойствие.
Теперь нашу пищу составляли только сухари и холодное соленое мясо — но мы были так голодны, что наслаждались ими.
Капитан, несмотря на то, что шторм еще бушевал, пришел к нам в каюту, чтобы узнать о нашем самочувствии. Я заметила, как он смотрел на Хани, нежно и умиротворенно.
— Мы победили шторм, — сказал он. — Корабль выстоял. Но мы должны зайти в порт для ремонта.
Мое сердце подпрыгнуло. В порт! Это будет, конечно, не английский порт. Никакой испанский галион не позволит себе так рисковать. Но слово «порт» взволновало меня. Мы сможем сбежать и отыскать дорогу обратно в Англию.
— В то время пока мы будем в порту, я запру вас в каюте, — сказал он. — Вы должны понять, что это необходимо.
— Если вы можете сказать куда нас везут, мы, возможно, и сможем понять это, — возразила я.
— Вы узнаете в свое время, сеньора.
— Я хочу знать сейчас.
— Иногда нужно подождать, — сказал капитан. Он повернулся к Хани:
— Я полагаю, вы не испугались?
— Я знала, что вы спасете корабль, — ответила она. Казалось, что-то связывало их: понимание, согласие. Я никогда по-настоящему не понимала Хани. Это шло от ее родства с ведьмой и того странного пути, которым она попала в наш дом.
Эдуард, очевидно, умер, и она оплакивала его, но не так долго, как этого можно было ожидать. Он был ей хорошим мужем, и она горевала. Но она не дошла до отчаяния, как я полагала. Все ее мысли были связаны с ребенком. И беспокойство капитана придало ей силы.
— Как только в камбузе смогут разжечь огонь, будет горячая пища, — сказал он.
Хани пробормотала «спасибо», после чего он оставил нас.
— Этот мужчина может вывести из себя, — сказала я, когда он ушел. — Он знает, куда мы плывем, но почему-то не хочет сказать это. Я была сердита на него.
— Он был добр к нам, — возразила Хани. — И он хранит чужой секрет.
— Ты определенно благосклонна к нему, — заметила я.
* * *
Шторм стих. Корабль, хотя и потрепанный, но все же величественный, благополучно вышел из стихии. Он был на плаву и мог продолжать свой путь. Это уже радовало.
Капитан сказал нам, что на палубе будет отслужена благодарственная служба. И, так как спаслись все, всем следовало присутствовать на ней.
Мы должны были прийти на палубу вместе с остальными. Джон Грегори и Ричард Рэккел будут стоять по обе стороны от нас. Мы поднимемся на палубу после того, как соберется команда корабля, и уйдем, как только служба кончится.
Дул сильный ветер. Чудесно было подняться по трапу. Джон Грегори шел перед нами, а Ричард Рэккел замыкал шествие. Моряки всех возрастов и различной комплекции выстроились на палубе. Деревянный ящик служил кафедрой, и на нем стоял капитан. Он выглядел прекрасно — мужчина с приятным, но достаточно суровым лицом. Несмотря на его мягкость, чувствовалось, что, если обстоятельства потребуют, он может быть жестоким и страшным.
Этот момент я запомню на долгие годы: холодный ветер раздувал паруса, ерошил наши волосы, трепал одежду. Он казался особенно приятным после духоты каюты, небо, чуть голубое, с бегущими по нему облаками, запах мокрого дерева, потных тел и старой одежды радовал даже больше, чем чистый свежий ветер.
Жизнь кажется прекрасной, когда знаешь, что находишься на грани смерти. Даже для пленников на пиратском корабле, которых везли, неизвестно куда, радостно было остаться в живых.
Я почувствовала тогда жажду к жизни. Что бы еще меня не ожидало, я вынесу все и никогда не забуду этого. Я стану полнокровно жить, дорожа каждой минутой существования, пока не умру.
Капитан читал Библию, я не знала, что именно, но это было прекрасно. Тишина нарушалась только ветром в парусах и звуком его голоса.
Мне кажется, что каждый стоящий на палубе от всего сердца возносил благодарения за спасение.
Я чувствовала устремленные на нас взгляды, главным образом на меня, странные, брошенные украдкой. Взгляды, в которых сквозила ненависть… и еще страх! Что это означало? Я взглянула на Хани, но она ушла в свои мысли, и дрожь опасения пробежала по мне. Я ясно поняла как беззащитны мы были.
Капитан замолчал. Джон Грегори прикоснулся к моей руке.
Пришло время спуститься вниз.
* * *
Мы бросили якорь в миле от берега, и капитан пришел поговорить с нами.
— Сожалею, — сказал он, — что не могу позволить вам сойти на берег. Пока мы в порту, я должен быть уверен в надежности охраны. Вы понимаете меня?
Хани утвердительно кивнула.
— Можем ли мы, по крайней мере, выйти на палубу, на свежий воздух? настаивала я.
Он сказал, что подумает об этом. Но мы должны обещать не пытаться выкинуть какую-либо глупость.
