Он свирепо посмотрел на меня, и глаза его сузились — булавочные острия голубого огня в морщинистых складках век.
— Тогда это многое откроем мы, мадемуазель. Не они. И где только я их ни увижу, я немедленно выкачу к бою свои пушки, я выкину их со всех морей и загоню туда, где им надлежит быть, и захвачу у них корабли с сокровищами!
— Сокровища, найденные ими?
— Сокровища! — Это уже голос Джейка над моим ухом. — В мире полно золота… нужно только уметь добыть его и привезти…
— Или выкрасть у того, кто уже нашел его? Ханн и Эдуард смотрели на меня в испуге. Мне было все равно, я, что называется, закусила удила и чувствовала, как огромная волна гнева накатывает на меня. Я должна была сразиться с этими людьми, и с отцом, и с сыном, несомненно разбойниками и пиратами. Да, разбойники и пираты оба, и спор с ними возбуждал меня, оживлял, что ни разу не случалось с тех пор, как я поняла, что потеряла Кэри.
— Ей-Богу, — сказал сэр Пенн, — можно подумать, что молодая леди — друг донов!
— Ни разу не видела ни одного!
— Смуглые дьяволы! Попадись они мне только, я бы вырезал у них печень и легкие, я бы послал их на дно морское, где им и место. Не держите сторону испанцев, деточка, или вы пойдете против естественного порядка вещей.
— Я не держу ничью сторону, — возразила я, — а только сказала, что если испанцы нашли сокровище, то оно им и принадлежит, так же, как оно было бы вашим, если бы вы нашли его.
— Ну-ну, только не вмешивайте сюда школьную логику, моя милочка! Найти еще не значит удержать, если речь идет об испанском золоте. Нет, есть только одно место, где по праву должны находиться сокровища, и это — английские корабли, а испанцев мы будем всеми силами вытеснять со всех морей.
— Но их много, и они совершили великие открытия!
— Это правда, их много, и мы собираемся позаботиться о том, чтобы их не было так много, и захватим открытые ими земли!
— А не лучше ли вам самим что-нибудь открыть?
— Не лучше ли? Не беспокойтесь, откроем! И откроем, и захватим. Потому что, запомните, юная леди, море принадлежит нам, и ни один прогнивший от сифилиса дон не отнимет у нас ни одной сажени морского пространства!
Сэр Пенн откинулся на спинку стула, раскрасневшись, почти разгневавшись на меня. Мистрис Кроукомб выглядела немного испуганной. Я почувствовала, что у меня горят щеки. Хани посылала мне взглядом сигналы замолчать.
Джейк сказал:
— Старая королева вовремя умерла. У нашей государыни леди Елизаветы совсем другой нрав.
— Ей-богу, правильно! — воскликнул сэр Пенн. — Мы будем защищать ее на море и на суше. И если какой-нибудь сифилитичный дон повернет свое рыло к этим берегам… Ей-Богу, он об этом пожалеет! Легко догадаться, что бы произошло, если б Мария осталась в живых, — продолжал Джейк. — У нас уже была бы инквизиция.
— Мы никогда бы этого не допустили! Слава Богу, есть еще мужчины и в Корнуолле, и в Девоне, которые встали бы стеной и положили этому конец, заявил сэр Пенн. — Но слава Богу, у нас теперь новая королева и она хорошо понимает, что народ в этой стране знать не желает папистов. Мария сожгла наших протестантских мучеников на костре, и, ей-Богу, я бы сжег живьем тех, кто попытался бы восстановить папизм в Англии!
Эдуард побледнел. На какой-то миг мне показалось, что он собирается протестовать. Хани, не отрываясь, смотрела на мужа, предупреждая и умоляя. «Будь осторожен!» — говорил ее взгляд, и, в самом деле, ему следовало быть осторожнее. Я спрашивала себя, что может произойти, если эти свирепые мужчины узнают, что хозяин и хозяйка стола, за которым они сидели, были приверженцами той веры, которую они презирали и ненавидели.
— Отчим моей матери был одним из этих мучеников, — услышала я свой собственный тонкий, ненатуральный голос.
Напряжение тотчас спало. Наша семья, оказывается, была семьей казненного, отсюда само собой следовало, что нас всех объединяла одна религия. Сэр Пенн поднял бокал и сказал:
— За нашу державную повелительницу, которая ясно дала понять свои намерения!
Мы все могли пить за здоровье нашей королевы — и выпили. Единодушие было восстановлено.
Заговорили о Коронации, и оба гостя охотно выслушивали несколько минут наши рассказы. После этого разговор перешел на местные темы толковали о приходских делах, о перспективах охоты на оленя; нас пригласили посетить Лайон-корт.
Гости ушли Поздно вечером. Поднявшись в свою комнату, я почувствовала, что мое возбуждение еще не улеглось, и села у окошка, понимая всю бесполезность попыток уснуть.
Вскоре в дверь постучали, и вошла Хани, одетая в длинную ночную рубашку голубого цвета. Ее чудесные волосы были распущены по плечам.
— Ты еще не легла?
Она села и пристально посмотрела на меня:
— Что ты о них думаешь?
— Неотесанные мужланы, — ответила я.
— Они живут вдали от Лондона и двора и, конечно, ведут себя по-другому.
— Дело не только в дурных манерах. Они заносчивы и самонадеянны…
— Это люди, которые командуют грубыми матросами. Им необходимо проявлять властность.
-..и нетерпимы, — продолжала я. — Как рассвирепел старший Пенлайон, когда он говорил об испанца! Они оба просто глупы. Как будто в мире не хватит места, чтобы все они могли заиметь все, что им хочется.
— Люди всегда домогаются того, что имеют другие люди. Это закон природы.
— Не природы, — возразила я. — Это — обычай, установленный жадными людьми при попустительстве глупцов.
— Ты произвела впечатление на капитана, Кэтрин.
— Мне до этого нет никакого дела.
— Он — яркая личность… и он, и отец.
— Отец, похоже, готов был утащить тебя прямо из-под носа Эдуарда.
— Даже он не посмел бы зайти так далеко!
— Я думаю, он зашел бы так далеко, как только смог. И его сын тоже. Я бы ни тому, ни другому не доверяла.
— Но ведь они — наши соседи. Отец Эдуарда сказал, что мы должны поддерживать добрые отношения с соседями, и особенно с Пенлайонами, которые имеют большую власть в здешних краях.
— Надеюсь, что мы не скоро увидим их снова!
— Если так, я буду очень удивлена. У меня есть подозрение, что капитан намерен ухаживать за тобою, Кэтрин.
Я саркастически засмеялась:
— Он хорошо сделает, если будет держаться подальше. Хани, ты это нарочно устроила!
— Дорогая Кэтрин, ты хочешь оплакивать свое горе вечно?
— Нет, не хочу, Хани. Но я не могу не делать этого!
— Если б ты вышла замуж и родила детей, ты забыла бы Кэри.
— Никогда!
— Так что же ты собираешься делать? Горевать всю жизнь?
