Размышляя об этом вопросе в самолете по пути домой, я осознал, что есть две главные причины, по которым я с годами не скорректировал свой уровень доверия в бо́льшую сторону. Во-первых, до недавнего времени я не был знаком с исследованиями в области доверия. Например, я не знал, что люди честнее, чем мы о них думаем. В частности, до того, как профессор Хеллиуэлл рассказал мне об этом, когда я брал у него интервью для своего курса на Coursera, я никогда не слышал об эксперименте с «оброненными» бумажниками, проведенном газетой Toronto Star. Взяв пример с исследования Reader’s Digest, сотрудники этой газеты «роняли» 20 бумажников, в каждом из которых лежали 200 долларов, в разных местах Торонто, а потом предлагали выбранным по принципу случайности горожанам предположить, сколько из них будут возвращены. В среднем люди предполагали, что будут возвращены 2,3 из всех бумажников (или около 10 %), тогда как в действительности возвратили 16 (то есть 80 %). Так что в данном случае разница между действительной добросовестностью людей и тем, насколько достойными доверия их воспринимали, составила потрясающие 70 %!
Узнав об этом и других исследованиях (включая исследования с играми на доверие, которые я описывал в предыдущей главе), я начал проводить собственные маленькие эксперименты, чтобы оценить разницу между действительной и воспринимаемой добросовестностью. В одном из них я описал условия игр на доверие студентам моего «курса счастья» и попросил их предсказать долю участников этих игр, которые вернули бы деньги, если бы им доверили 10 долларов. В среднем студенты предсказывали, что только 63 % поделятся деньгами, тогда как на самом деле (как вы, возможно, помните) это сделали 95 %. Исследования, которые я проводил вместе с Юнчжу, тоже были вдохновлены вопросом о том, не настроены ли люди более цинично по отношению к другим, чем следовало бы. Как вы помните, мы выяснили, что люди скорее циничны, чем склонны доверять другим.
Была еще одна причина, по которой мой уровень доверия не вырос с годами. Как и большинство других людей, я, похоже, лучше помню те случаи, когда меня обманывали, чем те, когда мое доверие оказывалось оправданным. Например, те 500 долларов, на которые меня «нагрел» продавец автомобилей много лет назад, до сих пор вызывают у меня досаду, в то время как я совершенно забыл о каком-то добром самаритянине из Таиланда, который вернул мне забытый рюкзак, где лежал не только паспорт, но и 2 тысячи долларов наличными! В результате избирательности моей памяти я практически сам психологически подвел себя к убежденности в том, что люди в целом скорее бесчестны, чем честны.
Итак, я осознал, что для того чтобы направить себя к более проактивному доверию, мне придется кое-что сделать. Прежде всего мне понадобится открытым текстом напоминать себе, что люди – как тот таксист в Аккре – вообще говоря, более добросовестны, чем я их представляю. Во-вторых, мне понадобится напоминать себе обо всех преимуществах проактивного доверия к другим, включая скрытые. Один из способов сделать это – напоминать себе, что проактивное доверие к другим – это скорее вклад в отношения доверия, чем риск, на который я иду. В-третьих, в случаях, когда меня таки обманут, мне придется находить способы минимизировать психологическую боль и максимизировать позитивные чувства в тех случаях, когда мое доверие будет оправдываться. Это важно, если я желаю избежать возвращения к недоверию к другим – или, того хуже, стать еще более недоверчивым, чем был раньше.
И, наконец, мне придется найти способ стимулировать честные поступки других. К этому последнему озарению я пришел благодаря явлению, очень хорошо известному в социальной психологии, а именно – что человеческие наклонности не обязательно высечены в камне; наоборот, они пластичны. Вот пример: лишь немногие люди являются непризнанными святыми или неисправимыми демонами; скорее, в зависимости от ситуации, большинство из нас способны демонстрировать черты как святых, так и демонов. Решающий фактор в определении, какую наклонность, святую или дьявольскую, мы продемонстрируем в данный момент, – это контекст, в котором мы оказываемся. Ели мы оказываемся, например, в церкви, где благочестия ждут от всех, то мы, вероятно, будем поступать в том же духе. Если же, напротив, мы попадаем в места, в которых «дьявольщина» не только разрешена, но и активно поощряется (здесь в памяти всплывают определенные районы Лас-Вегаса), мы и ведем себя соответственно. Исследования показывают, что лишь около 5 % людей не заслуживают совершенно никакого доверия. Все это говорит о том, что если я хочу повысить свои шансы наслаждаться честным поведением других людей, то придется найти способы добиваться от них такого поведения.
Четыре составляющие практики разумного доверия
В последние пару лет я применял набор стратегий, помогающих мне практиковать каждую из следующих четырех составляющих упражнения, которое я называю «Разумным доверием»:
• Напоминать себе, что люди более достойны доверия, чем я о них думаю.
• Напоминать себе о преимуществах – включая скрытые – проактивного доверия.
• Минимизировать боль от обманов и максимизировать позитивные чувства, когда мое доверие оправдывается.
• Побуждать к более честным поступкам других людей.
Я называю их составляющими практики разумного доверия, поскольку они направляют меня в сторону большего доверия к другим, одновременно не давая стать чрезмерно доверчивым. Первая и вторая составляющие не требуют подробного разговора, поскольку мы уже всесторонне их обсудили. Единственное, что я добавлю: вы, возможно, сочтете полезным (как сделал я) брать на заметку случаи, в которых ваше доверие оправдывается, сравнивая их с теми, когда оно было обмануто. (Подходящим местом для этого будет ваш дневник.) И по сей день я удивляюсь, обнаруживая, что мое доверие оправдывается гораздо чаще, чем не оправдывается, примерно в соотношении 10:1. Ведение хроники ситуаций, в которых ваше доверие оправдывается, – хороший способ максимизировать позитивные чувства от этих случаев, что и является третьей составляющей разумного доверия. Следующая составляющая – минимизация боли от обмана.
Стратегии минимизации боли от обмана
Пожалуй, самое важное, что можно сделать, – это практиковать прощение. Но прежде чем говорить о том, что такое прощение и как его практиковать, позвольте рассказать вам о двух других простых стратегиях, которые помогли мне. Первая стратегия включает взгляд в перспективе. По большей части последствия обмана бывают не слишком серьезны. В частности, если вы материально обеспечены. Ну и что, если таксист в Гане прокатит вас (буквально и фигурально)? Ну и что, если разносчик пива в Гоа исчезнет с вашими 80 рупиями? Это не пробьет большой бреши в вашем бумажнике. Если уж люди намного более обеспеченные, чем большинство остальных, не могут заставить себя внести свою лепту в повышение уровня доверия в обществе, то никак нельзя рассчитывать, что это сделают те, кто беднее. Оказывается, есть причины верить, основываясь на некоторых недавних открытиях, что бедняки более достойны доверия, чем богачи; похоже, в материальном достатке есть нечто такое, что вредит нашим моральным качествам.
Вторая стратегия включает принятие категоричного решения возлагать на тех, кто предает ваше доверие, ответственность за их действия. Вот как я это делаю. Прежде чем довериться кому-то, я решаю, что не собираюсь спускать этому человеку с рук обман, если он меня обманет; я говорю себе, что буду преследовать его и вразумлять, если он это сделает. Разумеется, целью этого преследования не является отмщение; напротив, его цель – попытаться понять, что заставило человека обмануть мое доверие. Не важно, довожу я это решение до исполнения или нет, но я заметил, что его принятие позволяет мне больше доверять другим. Причина этого, возможно, связана с обретаемой ясностью понимания, что́ я буду делать, если меня обманут. Эта ясность не только помогает мне больше доверять другим; она также помогает оценивать, когда, кому и насколько следует доверять. Например, в ситуациях, когда я никак не могу проверить человека, которому можно было бы довериться, я менее склонен к проактивному доверию. Также я менее склонен к проактивному доверию, если ставки настолько высоки, что я не мог бы удержаться от желания отомстить, если бы меня обманули.
