Голландский офицер с протазаном
[22] наперевес бежал первым, его ярко начищенный шлем блестел на солнце. Питер позволил ему подняться и ждал, когда начнут взбираться его люди.
Первый стрелок, споткнувшись, растянулся на палубе, выронив при этом мушкет. Остальные толпились за ним, не в состоянии продвигаться, пока первый не придёт в себя и не встанет. Питер понял — сейчас наступил его шанс.
Приложив щёку к шероховатой бронзе фальконета, он прицелился точнее, глядя на сбившихся в кучу врагов — лишнее препятствие между ним и добычей. Затем поднёс горящий шнур к запальнику — порох зашипел по-змеиному, и Питер отпрянул от фальконета. Тот, громко рявкнув, подпрыгнул, окутав всё серым дымом дрянного пороха.
Когда серое облако рассеялось, Блейк увидел пару дюжин поверженных. У него невольно замерло сердце — ему случалось, конечно, убивать — но тут был не бой, а работа палача — с той разницей, что палач хоть может утешаться тем, что приговорённый — злодей или вор.
Но другой человек — тот, чьими глазами Питер всё это видел, — лишь удовлетворённо хмыкнул. Он свою работу сделал и сделал хорошо. Единственным своим выстрелом он уничтожил голландских мушкетёров, прежде чем те смогли остановить идущих на абордаж.
Питер — или этот «кто-то» — потянулся за пистолетом, но в то же мгновение корабли столкнулись, и выстрел пришёлся впустую. Послышался резкий скрежещущий звук, бимсы затрещали, от удара разлетелись окна в кормовой галерее галеона.
Посмотрев вниз, Питер увидел на носу полуголого негра: чёрный гигант раскрутил над головой абордажный крюк, бросил его вперёд. Следом, разматываясь, потянулся трос.
Железный крюк заскользил по палубе юта, но темнокожий дёрнул его назад, и он прочно зацепился за ахтерштевень. Негр схватил другой крюк и швырнул на корму галеона.
Остальные набросили ещё с десяток. Через несколько мгновений корабли связала прочная паутина манильских канатов; тех было слишком много, чтобы защитники могли их перерубить.
Корсар ещё не использовал свои орудия — верно, капитан приберегал залп на случай крайней необходимости, да и серьёзное его повреждение не входило в интересы джентльменов удачи. Но теперь, когда корабли сцепились, момент настал.
— Пушкари! — появился из люка главный канонир (Питеру даже показалось, что он знает, как его зовут), взмахнул тесаком над головой, привлекая внимание.
Все стояли на местах, держа в руках дымящиеся шнуры, и смотрели на него.
— Огонь! — крикнул он и резко опустил саблю.
Пушки грянули единым адским хором. Их жерла почти прижимались к корме галеона, и позолоченная резьба разлетелась в облаке белых щепок и осколков стекла из разбитых окон. Это был сигнал: приказ не расслышать в этом рёве, жест не разглядеть в густом дыму. Раздались воинственные крики, и экипаж корсара устремился на галеон.
Стоящий рядом с Питером низкорослый смуглый бородач презрительно расхохотался и пальнул в воздух, предварительно достав из-за пояса ещё один пистолет. Корсары с диким рёвом пёрли на абордаж. Грозно рявкнула четырёхфунтовка на шкафуте и триумфальные крики атакующих смешались с воплями и стонами раненых и умирающих. Уже ничто не могло помешать пиратам — они и Питер вместе с ними, обнажив тесаки и шпаги, бросились на палубу, где развернулось ожесточённое сражение.
Клубы порохового дыма окутывали палубы двух кораблей, и отбивать или наносить удар часто приходилось наугад, вслепую. Не имея возможности перезарядить пистолеты и мушкеты, они отмахивались тесаками направо и налево. Исход схватки казался предрешённым.
Питеру достался в противники здоровяк под семь футов роста, быть может, похуже его владеющий искусством фехтования, но куда более сильный физически. Он шаг за шагом оттеснял Блейка всё дальше, и Питеру приходилось пятиться назад, прилагая неимоверные усилия, чтобы просто отражать его выпады. Вдобавок клинок у того был длиннее и намного тяжелее обычной шпаги, какую держал в руках Питер.
Очередной удар высек искры из этого тесака и с такой силой обрушился на гарду, что Питер еле смог его удержать внезапно онемевшей рукой. Наблюдая, как вращается клинок, Питер вдруг поймал себя на мысли, что не может сообразить — дерётся ли он сам или просто смотрит как бы со стороны, чужими глазами на всё происходящее.
Невзирая на панику на борту, голландец не сдавался. Но моряки ворвались на кормовую галерею, как клубок бешеных хорьков в курятник. Одни вскарабкались на корму и перебирались через ахтерштевень, закрытые от пушкарей голландца клубами дыма. Другие пробегали по реям и прыгали на палубу. Обороняющимся удалось сделать всего три или четыре выстрела, и голландские мушкетёры были сметены.
Голландский офицер попытался собрать своих отступающих людей, но те бежали, спускались по трапам на полуют. За ними, чуть отставая, как стая голодных волков, учуявших оленя, бежали корсары.
Но ситуация вновь изменилась — выбравшиеся из трюма голландские мушкетёры дали залп с близкого расстояния и с обнажёнными саблями ринулись на пиратов. А капитан с несколькими офицерами восстановил порядок и зуботычинами и бранью развернул оробевших матросов, и те вступили в схватку.
Теперь во главе абордажников бился боцман пиратского корабля. Вращая тяжёлую арабскую саблю легко, как тростинку, он буквально косил врагов, а из облака дыма, крича, как дьяволы, уже набегали остальные разбойники.
— Сдавайтесь, придурки, иначе я перебью всех! — завопил один. — Спасайте свои шкуры! Бросайте оружие!
Пираты набросились на уцелевших и изрубили их, работая саблями, так что кровь окрасила их руки по локоть и запятнала ухмыляющиеся лица.
Позади прогремел голос капитана:
— Хватит! Нам нужны люди, чтобы управлять «Нетопырём»! Сохраните мне десяток, проклятые головорезы!
Когда бойня закончилась, в живых оставалось девять матросов. Связанные по рукам и ногам, они лежали на палубе лицом вниз, как поросята на рынке. Палуба стала скользкой от крови, повсюду валялись трупы.
На полуюте отчаянно сопротивлялась небольшая группа людей, окружённая нападающими во главе с негром. Те, что смогли добраться до борта, прыгнули в воду, а остальные опустились на колени и просили о милосердии.
— Сохраните им жизнь, парни! — сказал за его спиной тот же невидимый капитан. — Мне нужны матросы!
Однако команда была слишком распалена боем — подняв мушкеты, она ринулась к борту.
Сбежавшие плыли к берегу. Вот сосед Питера тщательно прицелился в голову одного из них, выстрелил — матрос вскинул руки и ушёл под воду. Вокруг радостно завопили и присоединились к развлечению, называя цели и делая ставки на удачный выстрел. Через несколько минут всё было кончено.
