— Храм Неведомых, говоришь? — передёрнул плечами Олоннэ. — Вы что ж — сами не знали, каким богам или бесам молитесь?
Что-то похожее на насмешку промелькнуло в глазах Канака:
— Нет. Просто наши предай дали ему такое название, ибо не строили его, а нашли уже вырубленным в этих скалах. Кто и когда его воздвиг — неведомо. Может быть, майя в годы, когда их страна и народ были могучи и молоды, может — тольтеки или ольмеки, пришедшие из Ольмана... А может быть, даже... — Канак оборвал разговор и молча подошёл к алтарю, опустившись на колени.
— Тьфу, к бесам будет взывать! — пробормотал кто-то за спиной Тизера.
— Идите, — бросил он, — идите — тут одна дорога, и ведёт она к золоту. Там его хватит на всех!
Ни слова не говоря Олоннэ сделал несколько шагов, на ходу вынимая саблю — не издав ни звука, индеец рухнул на каменные плиты пола...
Этот момент потом вспоминался Тизеру долго — последний шаг, хищная усмешка на лице корсара, блеск миланского клинка — и прямая спина старика-индейца, вся благородная осанка которого — даже коленопреклонённого — выражала лишь презрение и насмешку.
— Франсуа, ты уверен, что не поторопился? — спросил Картье — недавно назначенный квартирмейстер.
— Жак, я разве ошибался когда-нибудь на твоей памяти? Ну пойдёмте, братья, — золото ждёт!
Подняв факелы, они двинулись по коридору, время от времени жмурясь от солнечного света, когда им попадались узкие световые колодцы.
Шагов через пятьдесят им вновь встретились следы пребывания людей.
...Скелет полулежал на каменном полу. Пустые глазницы черепа были обращены на пришельцев. Челюсти оскалены в зловещей усмешке. Одна рука скелета указывала вверх, опираясь локтем в камни пола, костлявые пальцы, казалось, делали предостерегающий жест неосторожным пришельцам.
Издевательски приподняв шляпу, словно салютуя мертвецу, Олоннэ жестом приказал двигаться дальше. Но увиденное за поворотом застало их врасплох.
На полу, посередине пещеры, высилась большая пирамида из человеческих черепов, все лицами наружу. И у них сверкали глаза — разными оттенками жёлтого и алого.
Дарби скривился от омерзительного зрелища, наверняка призванного пугать и ужасать, обращать в бегство нежданных гостей.
— Будь я проклят, если у них не сверкают глаза! — пробурчал кто-то.
— В глазницы черепов вставлены кусочки раковин или стекла, — предположил штурман.
Они подошли к пирамиде. Олоннэ спокойно выдернул из кучи коричневый костяной шар.
— Ху! — воскликнул он. — Вы что — забыли, что мёртвые не кусаются? Ну вот, — сообщил он минуту спустя. — Эх, вы! У них в глазницы вставлены огранённые топазы и прочие камешки. На обратном пути мы соберём их.
— Топазы? Дело хорошее... — развеселились пираты.
Дарби подумал, что бедняги, кто бы они ни были, заслужили покой. Не надо бы их трогать — но не спорить же с атаманом?
Цепочкой пираты двинулись дальше... До ушей Тизера донеслось бормотание метиса-переводчика.
— Этот старик определённо был колдун ... Он рассказывал мне, что ацтеки — потомки жителей какого-то Толлана и происходят от богов, а мы — все другие люди — от обезьян!
Они вступили в странный коридор. Зеркала из отшлифованного обсидиана отражали лестницу, ведущую в никуда. Туннель освещался скудно. Пламя факелов преломлялось в зеркалах и вставках в стены, и людей окружали какие-то багровые отблески, мечущиеся тени, наплывы кровавой тьмы.
В пещере смутно чувствовалось что-то безмерно чуждое тому светлому солнечному миру, который они оставили на поверхности. Сквозь тёмную завесу проступали уродливые очертания каких-то звероподобных фигур, возможно, демонов совсем уж древних времён. Демоны стерегли каменные плиты, испещрённые причудливыми знаками исчезнувшей письменности.
Тизер шёл последним, творя про себя молитвы — и ему что-то мерещилось в отблесках факелов, что он никогда никому не рассказывал да и вспоминать не хотел. Коридор казался бесконечным, но теперь он был только рад этому. При одной мысли о том, что ждёт их в конце пути, Тизера начинал бить озноб.
Леденящая дрожь пробежала по спине. Ладонь машинально сжала рукоятку абордажного ножа. Едва уловимый запах коснулся его ноздрей — на этот раз запах гниющей плоти. Хотя тут должно было всё истлеть много лет тому, он всё усиливался.
Внезапно стена слева пропала. Дарби подумал было, что здесь начинается боковое ответвление. Не успела вязкая слюна наполнить рог, как свет факела заметался и приобрёл явственную фиолетовую окраску, а дальний угол пещеры с изображением зверя-демона затуманился и словно бы стал ускользать куда-то вбок, так что его можно было видеть теперь только краем глаза.
«Глотнуть бы рому для храбрости», — пронеслось в голове, и Тизер торопливо приложился к фляге.
Несколько минут, а может, секунд, пещера перед его взором ходила ходуном, предметы, на которых он с недоумением старался сфокусировать взгляд, уплывали в сторону, мгла то сгущалась, то растекалась дымными полосами...
Дарби напрягся — тут определённо пахло смертью. Это была не вонь разлагающейся мертвечины, не сырой дух кладбищенской земли, не застарелый тлен или ладан гробниц...
Это было именно тончайшее, едва уловимое дыхание чистой незамутнённой смерти. Оно исходило от стен пещеры, от блеска обсидиановых зеркал.
По телу разлился холод, руки занемели... Что-то тут было — и очень близко...
Наконец от стены отделилось нечто. Оно так резко выделялось в сумрачном колеблющемся свете... Тизер даже обернулся, но товарищи его, казалось, ничего не видели, хотя по лицам можно было понять что они чем-то обеспокоены.
Непонятный шум, рассыпавшись гулким эхом, прокатился под сводами пещеры, заставляя мутиться рассудок... Дарби сразу же ощутил тошноту, в тот же момент увидев, как из стены вышел... Вышло...
И вот тут ему стало по-настоящему страшно: увиденное не было похоже ни на обычного чёрта, ни на иную тёмную тварь, о которой он слышал в детстве вечерами у очага, ни даже на демонов, чьи изображения видел. Больше всего оно походило на двуногого мохнатого чёрного волка с плоской, почти человеческой мордой. Но вот у волков, пусть и двуногих, не может быть чёрных крыльев летучей мыши — не очень больших, трепещущих за спиной. И не бывает у них голого кольчатого крысиного хвоста, оканчивающегося чёрным жалом вроде скорпионьего.
Существо явно было намерено с ним разделаться — это он понял без лишних слов и выхватил саблю.
Позади Дарби услышал вопли товарищей, треск разрубаемого мяса, хруст костей, выстрелы, в ноздри ударил тяжёлый кровавый дух... Но не было времени на это отвлекаться...
Тварь бросила на него мимолётный взгляд, и глаза её, без белков, полностью чёрные и почти человеческие, обдали корсара холодом... Шипящий голос, похожий на шипение змеи, произносящий слова на жутком, нечеловеческом языке, проник, казалось, в мозг... Дарби захотелось лечь и умереть, подставляя горло под когти и зазубренный хвост, но выучка и инстинкты человека, дравшегося полтора десятка лет на семи морях, оказались сильнее ужаса, и он рубанул тварь наотмашь.
