— Вы очень схожи лицом с Этельстаном, сэр, — негромко заговорила она через минуту. — Когда вы только въехали во двор и сняли шлем, мне даже плохо стало, так вы схожи. Но он всегда был таким мальчиком, мой милый муж... — совсем тихо докончила она.
Я молчал. Сам помнил, что Этельстан был слабым и болезненным. Риган же была крепкой, здоровой женщиной. Почему же она не понесла от него?
— Сколько лет вы прожили с моим братом?
— Три года. И это были лучшие годы в моей жизни.
И это говорила женщина, всю жизнь проведшая при дворе знатных особ и, по слухам, наперсница и подруга императрицы Матильды! Выходит, всё это ничего не значит по сравнению с жизнью в старом бурге вместе с больным мужем и ворчливым свёкром. И в её голосе звучит искреннее чувство.
Но всё же я был циником, и в голову полезли всякие подозрения: я походил на Этельстана, но я здоров, крепок, я стал хозяином в усадьбе, которую она три года считала своей. А у норманнов есть обычай, по которому один из братьев умершего должен жениться на его вдове, если не хочет, чтобы её приданое или вдовья часть ушли из семьи. Не рассчитывает ли на это Риган? И чтобы расставить все по местам, я сказал, что помолвлен с единокровной сестрой её былой госпожи, Бэртрадой.
Я не смог проследить за её реакцией, так как Риган как раз выливала на меня воду из ушата. Когда же заговорила, голос её звучал почти весело, хотя и без должного почтения:
— О, эта принцесса... Все говорили, что она отменная мастерица вышивать гобелены.
— И это всё, что вы можете сказать?
— А зачем? Не я же женюсь на ней.
— Но, похоже, вы не одобряете мой выбор?
— При чём тут моё мнение? Но что для Армстронгов великая честь породниться со своим королём — это бесспорно.
Она насухо вытерла мне голову, дала простыню для растирания и вышла. И всё же у меня сложилось мнение, что она что-то недоговаривает.
Вечером я восседал во главе стола и поедал все приготовленные в честь моего возвращения яства.
Чего тут только не было: норфолкская копчёная сельдь, форель, тушенная в белом вине с укропом и тмином, жареные карпы, нежно-розовая лососина, пироги с устрицами из залива Уош. Были и густые каши с сушёными фруктами, гороховое пюре, маринованные грибы. Прекрасен был и десерт — коврижки с орехами, большое блюдо печёных яблок, залитых горячим мёдом, всевозможные коржи, печенье с цукатами. А напитки — сидр, вино, пенный тёмный эль, домашние настойки из фруктов на травах.
Я был доволен и не скрывал этого. Я дома, где все мне рады, я беседовал со старыми слугами, помнившими меня ещё ребёнком, шутил с молоденькими служанками, хлопал по плечам крепких парней-челядинцев. Возможно, кто-то осудил бы меня за то, что я так запросто держался с челядью. Но я сакс, а у нас принято, чтобы слуги не только почитали, но и любили своего господина, и я не желал ничего менять в старом порядке.
* * *
Прежде чем принять обязанности шерифа графства, я хотел немного передохнуть, осмотреться и уделить время хозяйству. Моего отца всегда утомляло это занятие, и дела он вёл из рук вон плохо. Однако, как я понял, мой брат был куда более рачительным хозяином, и имение оказалось в лучшем состоянии, чем я рассчитывал. К тому же у брата имелась прекрасная помощница в лице супруги. Я понял это, когда она принесла свитки записей по хозяйству. Дела содержались в полном порядке. Здесь приводились цифры доходов и расходов, сведения, сколько бушелей
[20] проса, пшеницы и ржи собрано, сколько семян отложено и где продавались излишки. Были и записи о доходах от льна и шерсти, отмечалось, что закуплено на рынках и что хранится в кладовых.
Поначалу Риган отнеслась к моему желанию вникнуть во всё с некоторым предубеждением, словно я вмешивался в то, что она считала своей прерогативой. Но постепенно мы договорились, наше общение стало более непринуждённым.
Я поделился с леди Риган своими планами начать сеять с осени бобы и горох и ввести четырёхпольную систему; затем следовало бы вместо старых водяных мельниц возвести ветряные, по образцу виденных мною на Востоке, — на равнинных землях Норфолкшира они будут прекрасно работать. Да и с пахотой на быках пора покончить — с тех пор, как в Нормандии появились хомута, лошади уже не так надрываются на грудном ремне. Надо заметить, что Риган внимательно выслушивала меня, давала дельные советы. Однако меня по-прежнему волновал вопрос о гронвудских землях и о том, как она намерена ими распорядиться. Я узнал, что Этельстан уже приступил к возведению замка, причём сделал немало, и мне не терпелось отправиться туда, чтобы увидеть все воочию.
Риган сама заговорила со мной о поездке в Гронвуд. Это было несколько неожиданно, и я даже на мгновение растерялся.
Мы отправились туда светлым, по-весеннему мягким днём. Леди Риган ехала чуть впереди, указывая дорогу. Мы не взяли даже слуг, с нами был только Саймон-каменщик.
То, что мы увидели на Гронвудской возвышенности, меня поразило. Я и не ожидал, что Этельстан окажется столь деятельным и так много успеет. Прежде всего я увидел земляной вал, выглядевший так, словно был насыпан совсем недавно. Мы двигались вдоль него, пока среди длинной рукотворной насыпи не обнаружили проход. За возвышенностью оказался ров, наполненный водой от протекавшей рядом реки Уисси. Вал и ров замыкали в себе весьма внушительное пространство, а на внутреннем берегу рва уже на два-три фута поднялась кладка крепостной стены. По её толщине было видно, что её рассчитывали возвести очень высокой. Когда я проехал за неё, то увидел огромную яму — котлован под донжон
[21], шестиугольной формы, как и принято в Норфолке. У меня захватило дух от размаха, с которым действовал мой хилый младший братишка.
Однако вся эта поражающая воображение работа с кончиной Этельстана остановилась. Неподалёку виднелось несколько сараев, где, очевидно, мастеровые хранили инструменты, штабеля строительного леса и камня — светлого известняка, который не темнеет даже от времени.
Я не мог сдержать восхищения. Я обещал королю, что смогу возвести замок для его дочери за три года. Этельстан подарил мне целый год.
Место стройки неплохо охранялось. Стражники, торчавшие на холме, при нашем появлении схватились было за копья, но, заметив леди Риган, успокоились и принялись наблюдать за нами издали. Не было видно только строителей.
Саймон всё это время безотлучно следовал за мной, и его глаза под тёмными кольцами волос горели, как уголья. Перехватив мой взгляд, он восхищённо присвистнул:
— Клянусь венцом терновым, сэр! Это же просто великолепно! Когда мы приступим?
