Однако вскоре помолвка с Вильямом была расторгнута. Фламандцы избрали своим правителем другого наследника, и все преимущества, какие бы дал Генриху этот союз, сошли на нет. Вильям стал просто одним из лишённых наследства рыцарей, которых и без него полно при дворах Европы. И я сразу потеряла к нему интерес.
Кто следующий?
Претендентов находилось немало. Суровый Валеран де Мелён, скучный, как хоровое пение, Уильям Суррей, иные. Время шло, женихи менялись. Я же прекрасно проводила время, переезжая с двором из замка в замок, участвуя в больших охотах, посещая турниры, интригуя, кокетничая, заводя знакомства. Я чувствовала себя самой обворожительной и желанной женщиной при дворе. Потягаться со мной в популярности могла бы только королева Аделиза, и то благодаря короне. Отец женился на ней уже после смерти принца Вильгельма, надеясь, что молодая жена родит ему наследника, — но просчитался. Аделиза оказалась бесплодна, как пустырь. У короля порой появлялись дети от случайных связей, но они оставались ублюдками, а законного наследника все не было. И при дворе ломали голову, к кому же перейдёт корона Англии.
Одним из претендентов считался любимый незаконнорождённый сын Генриха — Роберт Глочестер. Меня бы это устроило, так как с Робертом мы были в приятельских отношениях, и в запутанных интригах двора я всегда поддерживала его сторону.
Вторым почитали Теобальда, так как он был старшим из внуков Завоевателя по мужской линии. Поговаривали даже о втором из племянников Генриха, его любимце Стефане, которому Генрих давал частые поручения в Англии. Отец явно к нему благоволил, даже сосватал за него одну из первых невест Европы Мод Булонскую, родословная которой восходила к Карлу Великому. Однако Стефан скорее поддерживал партию старшего брата — Теобальда. Как и Генри, моя былая любовь, а ныне уже епископ Вустерский, хитро вербовавший сторонников Блуаского рода среди церковников.
Но что же решит король? Меня так и кружило в водовороте слухов и пересудов, когда я неожиданно узнала... Да, мой отец был самонадеянным человеком, поэтому и пошёл на столь неслыханный шаг, назначив своей наследницей Матильду. Женщину поставил выше мужчин.
Увы, Матильда и в самом деле была законной наследницей и до сих пор носила титул императрицы. А теперь она станет королевой Англии и герцогиней Нормандии, уже будучи графиней Анжуйской. Все ей, ей, ей... Единственную усладу мне доставляли нелады в её семье. Отца же они тревожили. Анжуйский дом всегда был врагом Нормандии, и Генрих понимал, что многих его нормандских подданных возмутит, что, став их госпожой, Матильда навяжет им своего мужа Жоффруа. Что же касается Англии, то я мало знала эту часть владений отца. Эта страна казалась мне дикой и совсем не похожей на вотчину, которая смирится с тем, что ею станет править женщина.
Как-то, во время наших редких бесед с отцом, я намекнула ему на это. Отец улыбнулся, похвалил мой государственный ум, чем несказанно польстил мне. Потом, помрачнев, сказал, что оставить все Матильде для него единственный шанс сохранить трон Завоевателя за своей плотью и кровью.
— Что же касается смут, то я оставляю Матильде покорное королевство, усмирённое моим мечом и волей. И я заставлю каждого из подданных принести присягу императрице Матильде, поклясться на кресте. А когда она родит сыновей, они поделят меж собой и Нормандию, и Англию, и Анжу.
Я всё же осмелилась заметить: отчего это он так уверен, что Матильда наплодит столько сыновей? Ей уже двадцать семь, она второй раз замужем, но до сих пор ни разу не понесла.
Король странно взглянул на меня, но промолчал. И этого хватило, чтобы я почувствовала запах интриги. Стала разведывать.
Среди постоянно окружавших меня поклонников был один, которому я позволяла поднимать на турнирах оружие в мою честь. Звали его Гуго Бигод. Он был отличный воин и дерзкий насмешник, а в его характере было нечто злое и дикое, и мне нравилось его укрощать. Гуго отличался привлекательностью. Стройный, подвижный, с короткими светлыми волосами и колючими синими глазами. Порой он дерзал обнимать и целовать меня, но большего я не позволяла. Ведь Гуго был простым рыцарем, земли его рода располагались в Англии, в графстве Саффолкшир, зато его отец состоял одним из приближённых короля в чине стюарда двора. Вот через него Гуго и выведал для меня новость. Да такую, что...
Оказалось, что тот прекрасный охранник-крестоносец Матильды попросту обрюхатил её и дал деру. Матильда в положенное время родила внебрачного ребёнка, который вскоре умер, и это едва не послужило для Жоффруа поводом, чтобы изгнать её с позором. И король Генрих, отдавая право наследования дочери, не только оставлял на троне свою плоть и кровь, но и спасал Матильду от бесчестья, какое она накликала бы на всю семью, если бы этот брак завершился позорным разводом. Теперь же Жоффруа простит ей все, учитывая, что с женой он приобретёт права сразу на две короны — королевскую и герцогскую.
Всё это меня позабавило. И как же я торжествовала, видя, какой понурой и бледной выглядела Матильда во время церемонии присяги, когда первые вельможи Нормандии и Англии клялись поддержать её права, хранить ей верность, как наследнице Генриха. Стефан и Роберт Глочестер даже поссорились прилюдно, не желая уступать один другому право присягнуть первым. Но эти двое всегда недолюбливали друг друга, вечно спорили. Но Матильда-то... Ах, тресни моя шнуровка! — но ведь сестрица оказалась не лучше портовой шлюхи, и только потому, что она родилась в королевских покоях, может так высокомерно вскидывать голову и величаво протягивать руку для поцелуя.
И ещё меня порадовало, что сестра так подурнела. Вообще-то её признавали красавицей. Роста она, правда, незначительного, но хорошо сложена, с ярким ртом, голубыми глазами и длинными рыжими косами, ниспадавшими до пояса из-под блестящего обода короны. Эта рыжина присуща всем нам, потомкам Завоевателя. У меня она была более интересной, в моих тёмных волосах. У Матильды же косы были каштаново-рыжего окраса. Их яркость хоть немного умаляла её бледность и круги у глаз, отвлекала от её усталого вида. Она и в самом деле походила на женщину, если не перенёсшую тяжёлую болезнь, то едва оправившуюся после родов. И я не отказала себе в удовольствии посыпать ей соль на рану, когда мы оказались одни. Поначалу, конечно, я обнимала и целовала её, а потом с самым невинным видом полюбопытствовала, кто в её свите тот красавец-крестоносец, о котором идут слухи как о самом её верном рыцаре?
Я заметила, как Матильда вздрогнула и нервно стянула у горла мех накидки.
— Его зовут Ги де Шампер, сеньор Круэльский, — сказала она хрипло. — Он оказался предателем, его ищут, и за его голову назначена награда.
— Ах, ах! — посокрушалась я. — Неужели же его так сложно изловить?
Матильда задорно улыбнулась:
— О, он неуловим. Его земли находятся в Англии, в графстве Шропшир, но вряд ли его там обнаружат. Он словно ветер. Можно ли поймать ветер?
О чём только она думала в величайший день своей жизни? Нет, я перестала понимать свою заносчивую сестру.
Впрочем, как бы ни складывались дела в политике, меня куда более волновала собственная судьба. Я то и дело оказывалась с кем-нибудь помолвленной, но, как правило, из этого ничего не выходило. То отец решал, что жених не достоин породниться с ним, то я сама находила его неподходящей партией.
