— Он крепкий парнишка, Хорса. И хотя наконечник одной стрелы с трудом удалось достать, а древко второй раздробилось, жизненно важные органы всё же не повреждены.
Разрезав куртку и тунику на плече Ольдриха, она промыла рану каким-то остро пахнущим снадобьем. Что ж, она провела большую часть жизни в монастыре, а там неплохо обучают врачеванию.
— Так я могу быть спокоен за Олдриха?
Гита как-то странно поглядела на меня:
— Этого я не говорила. Ранение серьёзное. Хорошо, что он в беспамятстве и не ощущает боли. Я же со своей стороны сделаю всё, что могу. Но боюсь...
Она виновато развела руками:
— Кость серьёзно смещена. Наконечник глубоко ушёл, нам пришлось сильно разрезать мышцы, чтобы достать его. И эти щепки от древка...
Я отвернулся, не мог глядеть, как она что-то извлекает из кровавого месива, в которое превратилось плечо Олдриха. Крови я не боялся только во время схватки. А так... Я не мог этого видеть, начинало подташнивать.
Гита негромко сказала:
— Боюсь, что твой сын, Хорса, не сможет более владеть рукой.
— Рука-то левая, — заметил я, всё ещё не в силах оглянуться. — Это главное. Настоящему воину нужна правая, чтоб держать оружие.
И опять этот её странный взгляд. Я ушёл. Мне надо было хоть немного отдохнуть.
* * *
Я проснулся от шума в башне и за её стенами.
— Кровь Водана! Что происходит?
Но особой тревоги на лицах людей я не заметил. Скорее даже воодушевление.
— Белый дракон! Белый дракон! — кричали вокруг старинный английский клич.
Я подскочил. Вот оно! Началось! Я был уверен, что это подоспели саксонские таны со своим ополчением и ударили на норманнов.
Но дело обстояло иначе. Наши люди предприняли вылазку из болот, напали на лагерь Ансельма, подожгли несколько палаток, угнали лошадей и отошли. Когда рассвело, всё уже было кончено, а в лагере неприятеля царила суматоха. Недурно, хотя серьёзного урона врагам нападавшие не нанесли. Вскоре они оправятся и опять двинутся штурмовать башню Хэрварда.
Когда я обошёл посты и проверил, сколько у нас осталось припасов, мне стало как-то не по себе. Но виду я не показывал. Рыжая Эйвота позвала меня завтракать, я вышел как ни в чём не бывало, даже подмигнул красотке. Но она по-прежнему глядела на меня исподлобья. Я наблюдал, как она нежно ухаживает за своим мужем. Говорят, он недавно был ранен, но уже шёл на поправку, а во время вчерашнего штурма даже помогал лить смолу с башни. Я понял, что этот парень уже вполне в норме, когда они с Эйвотой накрылись одеялом, а вскоре по их движениям и стонам рыжей стало ясно, чем они занимаются. Обычное дело. Люди, живущие в тесноте, часто вынуждены спариваться при посторонних. Но сейчас это почему-то меня разозлило. Что сказал бы муженёк этой девки, если бы я поведал ему, как силком взял его красотку и она, хоть и сопротивлялась поначалу, потом всё же обмякла и подчинилась.
Но Эйвота мне была сейчас ни к чему — я хотел Гиту. Порасспросив, я узнал, что она о чём-то толкует с Утрэдом наверху, где возле лестницы на смотровую площадку был отгорожен закуток.
Семя дьявола! Я почувствовал настоящий укол ревности. И почему это Утрэда, а не меня она пригласила для совета?
Но едва я подошёл к ним, как Гита учтиво указала мне на скамью у стены, где уже сидел её солдат. Ишь, простой воин, а ведёт себя как гордый тан — лишь чуть подвинулся, уступая место. Гита сидела на лежанке, а по сути, на накрытом шкурой ворохе соломы. Эх, когда я введу её в Фелинг, у неё будет настоящее деревянное ложе с перинами из пуха и сухих ароматных трав, с возвышением у изголовья и меховым пологом, за которым мы сможем уединяться. Ибо только высокородные имеют право сплетаться в объятьях в стороне от посторонних глаз.
Только я представил, как разведу ножки этой серебристой красавицы, и плоть моя так и подскочила. Я даже заёрзал на лавке. Не будь тут Утрэда, я бы и на лежанку её уложил. Что-то виделось мне за её спокойствием и холодностью, некое потаённое пламя, какого мне так хотелось коснуться...
— Вы уже были у Олдриха, сэр Хорса?
Её вопрос заставил меня очнуться от мечтаний. Она спросила, не глядя на меня. Сидела сжавшись, куталась в накидку. В башне и в самом деле было холодно, дрова и хворост приходилось экономить. Ах, позволила бы она мне себя согреть...
— Что? — переспросил я, ибо думал о своём и не сразу уловил суть вопроса.
Гита пояснила:
— Мальчик всё время бредит. Но едва очнётся, сразу зовёт вас.
Она, должно быть, ожидала, что я тотчас пойду к сыну. Вместо этого я поинтересовался, о чём они беседуют с Утрэдом.
Теперь в разговор вступил солдат. Сегодня уже ясно, сказал он, что сколько бы мы ни храбрились, долго продержаться в Тауэр-Вейк не удастся. В ответ на моё возражение, что болотные люди и впредь станут помогать нам, он только махнул рукой. Фэнлендцы — неважные воины, а люди Ансельма теперь будут настороже. Вдобавок с башни заметили, что люди аббата валят деревья и, похоже, намерены изготовить таран. Он, Утрэд, считает, что необходимо что-то предпринять, пока не поздно.
— И что ты предлагаешь? — с издёвкой спросил я. Уж не думает ли этот простолюдин, что найдёт выход там, где теряюсь даже я.
Утрэд задумчиво поскрёб щетину на щеке.
— То, что аббат Ансельм решился на такое самоуправство, я объясняю лишь отсутствием нашего герефы Эдгара. А пока...
— Пока мы должны защищать леди Гиту. Ибо даже будь Эдгар Армстронг в Дэнло, вряд ли бы он захотел ссориться с влиятельным Ансельмом из Бери-Сент-Эдмундса. Он лижет сапоги норманнам, пока мы... О великий Водан! Да о чём я толкую? Разве вы, миледи, уже не обращались к нему за помощью? И получили отказ.
Гита вся сжалась. Вид такой, словно вот-вот расплачется. Но сдержалась, заговорила спокойно:
— Эрл Эдгар отказался поддержать восставших, ссылаясь на свою присягу королю. Однако и он отмечал, что преподобный Ансельм много себе позволяет. И он бы не допустил подобного, если бы остался в графстве.
Далее говорил Утрэд.
— Когда дела вынуждают шерифа уезжать, за всё отвечает его помощник в Норидже. Я немного знаю этого парня. Его зовут Роб де Чени, и хоть он нормандец, но родился и вырос в Дэнло, и у него никогда не было столкновений с саксами. Поэтому имеет смысл послать к нему гонца с сообщением, что тут происходит, и уж лучше довериться его суду, чем позволить Ансельму разделаться с нами.
Я стал уверять, что ни один нормандец не станет защищать саксов. Но эти двое не больно-то слушали меня, и тогда я сказал, что если уж посылать гонца, то лучше к саксонским танам, каких уже должен был предупредить отец Мартин. И вообще зря мы отпустили священника.
— Да, зря, — неожиданно сказала Гита. Устало и обречённо вздохнула. — Если бы отец Мартин был здесь, всё можно было решить куда проще. Вы ведь предлагали мне стать вашей женой, Хорса. И если бы священник обвенчал нас... Но уже ничего не поделаешь.
