Книга Дочь короля, страница 55. Автор книги Симона Вилар

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дочь короля»

Cтраница 55

Когда мне исполнилось десять лет, мать отправилась навестить кого-то из родни. Я не помню, когда сэр де Ласи стал проявлять ко мне интерес. В воспоминаниях остался только страх перед ним, желание спрятаться, избежать его жёстких пальцев, мокрых губ, стыд, когда он пытался залезть мне под подол. Я ощущала себя беспомощной перед ним, особенно когда он находил меня в любом укрытии, тискал, повторяя, какая у него славная появилась доченька. Я не припомню, чтобы мой родной отец вёл себя со мной столь странно, и отчаянно ждала мать, ибо никто из прислуги и рабов, запуганных новым господином, не смел заступиться за меня.

Мать вернулась, и де Ласи на какое-то время оставил меня в покое. Но не надолго. Потом вновь были его жадные руки, сопение, мерзкие словечки, дескать, я лакомый кусочек и он хочет меня попробовать. Мать же словно ничего не замечала. Но когда однажды я не выдержала и пожаловалась ей... она поколотила меня. И какие странные слова она мне говорила! Дескать, я скверная девчонка, которая не ценит доброго отношения отчима, или, того хуже, возомнила себя слишком хорошенькой, чтобы соперничать с ней за внимание Нортберта.

А потом настал тот ужасный день во время сенокоса. Тогда разразилась настоящая гроза, с громом, молниями, сплошной стеной дождя. Люди попрятались под телеги, но каков был мой ужас, когда под отдалённую телегу, куда я забралась, неожиданно залез отчим.

— Ну наконец-то мы вдвоём, маленькая красотка, — пробормотал он.

Я попыталась ускользнуть, однако он поймал меня за щиколотку, затащил назад, причём моя туника при этом задралась, и он тут же набросился на меня.

Кругом грохотал гром, шумел дождь, а я задыхалась под его зажимающей мне рот ладонью, стонала, а он устроился между моих насильно разведённых ног и толчками впихивал в меня что-то огромное, твёрдое, острой болью отзывавшееся в промежности и в животе.

Получив своё, сэр Нортберт заявил, что, если я проболтаюсь о случившемся, он меня убьёт. Но я думала, что и так умру. Всё моё тело и нутро болели, как сплошная рана. Я была в полуобморочном состоянии, когда он выволок меня под дождь, считая, что вода приведёт меня в чувство. И ушёл. Я не помню, сколько пролежала в беспамятстве. Пришла в себя уже дома. Мать поила меня каким-то отваром, говорила, как стыдится меня, раз я с кем-то таскалась и не уберегла себя. И тогда я так и сказала, что это был да Ласи.

Она отшатнулась в первый миг. А потом закатила мне пощёчину. Шипела мне в лицо, дескать, я всё же добилась своего, что только и делала, что вихляла тонкими ляжками перед её мужем. Я плакала и клялась, что невиновна. Но она все злилась, говорила, что проклянёт меня, если я хоть словом ещё обмолвлюсь о Нортберте.

Вот тогда я и поняла, что не должна более оставаться дома. Я была почти в бреду, когда ночью слезла с лежанки, выбралась из усадьбы и побрела сама не ведая куда. Сколько шла — не знаю. Порой я теряла сознание, потом вновь брела. Меня мучила жажда, и я слизывала росу с травы, порой воровала на огородах какие-то корешки, капусту. Мне казалось, что надо уйти как можно дальше, я боялась, что меня нагонят и вернут. И однажды, когда я почти превратилась в тень от усталости и истощения, я вышла на опушку леса, где несколько женщин собирали ягоды. Они были в тёмных одеждах и белых апостольниках сестёр-бенедиктинок. Я хотела было убежать, спрятаться, но силы оставили меня, и я провалилась в беспамятство.

Первое, что я увидела, придя в себя, было суровое, но полное участия лицо настоятельницы матушки Марианны. Она ходила за мной, была ласкова и внимательна и, лишь когда я пошла на поправку, попросила поведать, что же всё-таки со мной произошло. И я раскрыла ей свою душу. Она слушала молча, хмурилась. Потом спросила, не хочу ли я остаться здесь, в обители Святой Хильды? Я желала только одного — никогда не возвращаться в Хантлей. Она кивнула. Позже я узнала, что мать Марианна связалась с моей семьёй и, угрожая оглаской, вытребовала взнос за меня.

Так я смогла остаться в обители, приобрела здесь новый дом, новую семью. Лишь однажды, около года тому назад, меня навестила мать. С Нортбертом. Правда, он поначалу оставался в странноприимном доме, и я беседовала только с матерью. Она была в положении. Это была уже её вторая беременность от де Ласи, она не причиняла ей неудобств, мать выглядела бодрой и всем довольной. Сказала, что они с Нортбертом направляются в Бери-Сент-Эдмунс, чтобы договориться о принятии в это аббатство моих братьев, так как они, подобно мне, высказали склонность к служению Господу. Я молчала, понимая, что вряд ли кто спрашивал мальчиков об их желаниях. Просто мать с отчимом таким образом хотели расчистить дорогу к наследству для общих детей.

Впоследствии я узнала, что мать родила ещё одного сына. Бог с ними, я желала её детям только добра. И была довольна, что меня оставили в покое, жила в обители Святой Хильды, не помышляя об иной участи. Здесь меня научили читать и писать, здесь я освоила музыку, рисование, счёт, изучила латынь. Я знала, что останусь здесь навсегда, и была счастлива этим. И вот теперь...

Под утро, измученная ночными раздумьями, я прошла в церковь. Я любила молиться, находила мистическую усладу в общении с Всевышним, с Девой Марией и Святой Хильдой. Меня осеняла благодать, и я словно вступала в иной мир, светлый и прекрасный, где нет места злу и жестокости, где только добро и чистота. Моя душа оживала, я чувствовала себя счастливой и защищённой. Губы сами произносили слова псалма, в то время как душа словно парила.

— Ессе enim Deus audival me, et Dominus susceptor animae. Averte mala inimicis meus. Quoniam ex omni fribulatione eripuisti me, et super inimicos meos despexit oculus meus [57].

Сзади скрипнула дверь. Я оглянулась и увидела настоятельницу Бриджит. Она словно была смущена. Потом подошла и ласково погладила меня по щеке:

— Я не хотела так огорчать тебя, дитя моё. И я вовсе не настаиваю на твоём свидании с родными. Однако пусть остальные считают, что ты отправилась в Хантлей. Идём, я объясню, куда намерена тебя отправить и с каким поручением.

Её слова успокоили меня. Странно устроена человеческая душа. Только что я вся была во власти переживаний, а вот меня уже разбирало самое обычное любопытство. И опять мелькнула мысль, что всё это как-то связано с Гитой.

Следом за настоятельницей я поднялась в её покои. Здесь всё было скромно: белёные стены, скамья, ложе, коврик для преклонения коленей перед распятьем. У окна стояло кресло. Мать Бриджит опустилась в него, жестом указав мне на скамеечку у своих ног.

— Моё поручение касается Гиты Вейк. Ты не удивлена?

Я молчала, и она продолжала, не упустив случая напомнить, что в произошедшем с Гитой есть доля и моей вины.

— Вчера здесь побывал наш достойный покровитель отец Ансельм. Его очень тревожит судьба бывшей подопечной. Десять лет он был её опекуном, десять лет неустанно заботился о ней и, как мы все, ожидал, что однажды внучка знаменитого Хэрварда примет постриг, удалится от мира и всецело посвятит себя служению Господу. Но из-за твоего попустительства, Отилия Хантлей, все старания преподобного Ансельма погублены в одночасье.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация