Шлитте набрал 123 человека, однако по просьбе ливонцев их задержали в Любеке, а вскоре и арестовали их предводителя. Пока эмиссар Ивана Грозного» сидел в тюрьме, собранные им люди разбежались. Через два года из заточения бежал и сам Шлитте. Он теперь отправился во Францию, пообещав аугбсургскому бюргеру Георгу Гогенауеру огромные барыши, если тот поможет Шлитте в его поездках. Гогенауер дал денег, посланец добрался до Парижа, где обратился к маркграфу Альбрехту.
Иван IV. Немецкая гравюра XVI в.
Альбрехт представил авантюриста королю Генриху II, перед которым Шлитте предстал исполнителем тайного, но очень важного поручения русского царя. В ходе выполнения своей миссии он пострадал от империи и теперь просит охранных грамот для возвращения в Московию ради завершения выполнения задания. Эти грамоты он получил. Они датируются июлем 1555 г. и выданы для проезда «любезному Жану де Шелетту, послу князя Московского» через владения Турции и Татарию «и оттуда ко двору его господина для доклада о некоторых важных делах по вверенному ему поручению, в частности, об обидах, притеснениях и оскорблениях, полученных им от императора». Шлитте также приобрел послание от Генриха к Ивану Васильевичу с заверениями в дружбе, готовности к союзу, обмену послами и т. д.
Однако денег опять не было, и Шлитте продолжал завязывать знакомства с людьми с богатым воображением и просить у них денег для исполнения миссии, способной перевернуть мир. В 1555 г. Шлитте выехал из Франции в Италию вместе с Гогенауером и неким Гансом Фоглером из Цюриха. В Ферраре они встретились с Фейтом Зенгом из Нюрнберга. Они показали потрясенному бюргеру кучу писем венценосных особ, и Зенг ссудил их деньгами на проезд. Как он сам пишет, «к моему великому несчастью я вступил в деловые отношения со… Шлитте и Фоглером». Компаньоны поссорились, Фоглер собрался донести на госларца, что он строит козни против империи и чуть ли не турецкий агент, и Шлитте сбежал.
Зенг не сразу осознал, что его обманули и возврата ссуды ему не видать. Надеясь получить долг обратно, он в 1557 г. добрался до Кенигсберга, где ему сообщили, что Шлитте укрылся в России. Нюрнбержец даже доехал до Невеля на русской границе, но его спутники испугались Московии, и Зенг вернулся в Кенигсберг. Его тяжба тянулась долго, он жаловался разным должностным лицам, до 1564 г. дело передавалось по инстанциям и затем заглохло.
Карта Московии Энтони Дженкинсона, 1562 г.
В 1570 г. неугомонный заимодавец все же добрался до Московии и в Александровой Слободе вручил «дело должника Шлитте» дьяку Андрею Щелкалову. Несмотря на все ожидания, ничего не сдвинулось. Зенг пытался добиться возврата денег, посетив Россию в 1573 г., обращаясь к имперским послам в 1575 и 1576 гг., но они решали дела поважнее, чем отдача долга почти 30-летней давности. Отчаявшийся немец попытался придать своим обвинениям политический характер: он пытался подать донос, что Шлитте хочет наладить союз России, Франции и Турции и расстроить отношения империи и России. Это не помогло: Зенг влез в новые долги и даже оказался в тюрьме.
В последующем история миссии Шлитте получала трактовку в зависимости от политической конъюнктуры момента. Уже в конце XVII в. она была дополнена сообщением, что несколько спутников Шлитте все уже пробрались в Россию и служили русскому царю — что вполне соответствует атмосфере Великого посольства Петра I
[99]. В русской имперской историографии XIX в., для которой мысль об отсталости России и необходимости вызова иностранных специалистов была болезненной, к «эмиссару Ивана Грозного» относились скорее скептически. Его считали авантюристом и самозванцем, преследовавшим свои собственные цели. Например, С. М. Соловьев сомневался в честности намерений Шлитте на основе того факта, что немец зачем-то, кроме специалистов, вербовал в состав своего отряда и западных священников, уж точно не востребованных в России
[100].
Однако в позднеимперской и ранней советской историографии, в которой после Первой и Второй мировых войн формировался образ вековечного немецкого врага России, фигура Шлитте приобрела все черты русского национального героя. Он выступал борцом с блокадой Русского государства, которую ввела Ливония с целью «совсем разобщить Москву с Западом». Сталинские историки называли его «хорошо замаскированным, способным, смелым агентом».
Однако предложения, которые якобы делал Шлитте императору, подозрительно похожи на отражение политических ожиданий, которые с конца XV в. бытовали в Ватикане и Венском дворе в отношении России. «Эмиссар» сообщал, будто бы Иван IV предложил имперскому правительству в обмен на право проезда набранных специалистов в пределы России ссуду на 10 лет: 74 бочки золота и на пять лет 30 000 конников для войны с Турцией. Кроме того, московский государь якобы обещает заключить мир со всеми христианскими государями и просит дать ему титул «императора всея Руси (alter Reussen)». Данные предложения находятся в полном противоречии с реалиями русской политики в отношении Священной Римской империи, зато полностью соответствуют инициативам, которые выдвигали германские дипломаты к России, начиная с миссии Николая Поппеля 1486 г. Шлитте сказал всего-навсего то, что от него хотели услышать, а вовсе не передал обращение русского царя…
Очень примечательно связанное с именем Шлитте поддельное письмо Ивана IV, адресованное императору Карлу V и датируемое 1548 г. В послании от имени Грозного говорится, что хорошие отношения с императорами, которые являются «братьями» русских государей, установились с Василия III и их цель — достижение союза против турок. В мире есть две могущественные империи — Священная Римская и Русская. Вместе они могут «низвести турок на уровень земли». Россия надеется на приезд западных ученых, которые могли бы просветить народ и добиться единения с западной церковью. Эти люди также принесут в Россию «учреждения права и городской жизни», помогут построить церкви и молельни.
Иван IV просит направить в Московию оружейников, мастеров, изготовляющих доспехи и т. д. Императора, предупреждают против врагов, которые хотели бы расстроить союз России и империи и слияние церквей, «как будто мы не христиане». Далее разъясняются особенности веры в Московии, доказывается ее принадлежность к христианству и декларируется готовность к религиозной унии с империей. Подчеркивается, что русские сами выступали христианскими миссионерами по отношению к варварским народам — перми, башкирам, черемисам, югре, кореле, «которые не поклонялись ничему другому, как солнцу, луне и звездам; с Божьей помощью они были завоеваны и обращены в христианскую веру». Благочестие России подчеркивает то, что она — враг мусульман-татар.
