Обитателей траншей с обеих сторон выгнало на поверхность [ужасным дождем], и на пространстве за проволокой уже возникла оживленная суета и завязался обмен шнапсом, сигаретами, форменными пуговицами и так далее… Внезапно прозвучал выстрел, и один из наших упал мертвым в грязь.
На Рождество 1915 года еще один из его солдат был убит при обстреле с фланга. “Сразу после этого англичане попытались сделать дружественный жест и выставили на бруствер рождественскую елку. Но наши ребята были так злы, что расстреляли ее. Нам на это ответили винтовочными гранатами” 37. В итоге взаимное доверие не росло, а уменьшалось. Не стоит винить в срыве политики “живи сам и давай жить другим” исключительно напористость штабных офицеров, которые – из карьерных соображений – нуждались в “активном фронте” 38. Приказам не брататься (вроде тех, которые получила 16-я дивизия в феврале 1917 года) охотно подчинялись. Джордж Коппард на Рождество с удовольствием обстреливал германские позиции из пулемета: “Старое доброе «…и в человецех благоволение» для нас ничего не значило” 39.
Но если сотрудничество так и не стало нормой, как же обстояли дела с другим видом предательства, на сей раз направленным против собственной стороны, – то есть с дезертирством? Несмотря на мифы о толпах дезертиров, бродивших по нейтральной полосе, на практике дезертирства на Западном фронте – с любой из сторон – было сравнительно мало. Конечно, в начале войны попавшие в армию – в любую из армий – крестьяне нередко старались оказаться дома во время сбора урожая, а в конце войны обрушился германский моральный дух. К ноябрю 1917 года до 10% бойцов дезертировали, когда их перевозили по железной дороге, что стало намного проще делать после того, как Россия потерпела поражение. К лету 1918 года до 20% личного состава частей, направлявшихся в группу армий принца Рупрехта, исчезали по дороге 40. Однако в течение большей части войны уровень дезертирства был настолько низок, что оно не сказывалось на боевой эффективности. Так, в британской армии за дезертирство было расстреляно всего 266 человек 41. С 1914 по 1917 год в среднем 15 745 французских солдат в год объявлялись находящимися в самовольной отлучке, однако по большей части эти люди, скорее всего, просто опаздывали вернуться из отпуска, а не дезертировали 42. В австро-венгерской армии дезертиров тоже было не так много, как можно было ожидать, учитывая высокий процент славян в ее рядах. Этнически однородные итальянцы были лишь немногим менее склонны сбегать из армии – особенно это касалось выходцев с юга Италии, для которых офицеры-северяне были почти столь же чужими, как противник. До самых последних этапов войны в больших количествах дезертировали в основном русские, особенно когда предчувствовали скорое наступление. При этом сотнями тысяч – и даже миллионами – они стали дезертировать только ближе к концу 1917 года 43.
Мятежей также было мало, и происходили они редко. Бунт 49 французских дивизий летом 1917 года 44 и произошедшие тем же летом бунты меньшего масштаба в саксонских и вюртембергских частях показательны именно как примеры, подтверждающие правило, и правило это гласит, что беспорядков на Западном фронте было на удивление мало 45. При этом даже французские бунты, несмотря на опасения Верховного командования, не носили революционного характера. По сути, они лишь отражали разочарование пуалю в новом главнокомандующем генерале Нивеле. Готовности позволить Германии выиграть войну их участники явно не проявляли. Впрочем, нежелание 30 или 40 тысяч человек повиноваться приказам в критический период войны было, безусловно, серьезным фактором. Однако в британской армии ничего подобного не происходило. Единственный значительный бунт произошел в сентябре 1917 года, на печально известной базе в Этапле. В нем участвовали бойцы 51-й (Хайлендской) дивизии, Нортумберлендские фузилеры и австралийцы, и направлен он был в первую очередь против военной полиции, которая застрелила армейского капрала-ветерана за попытку перейти мост, ведущий в соседний город 46. Максимум британские солдаты из рабочего класса, недовольные тем, как с ними обращались, прибегали – в тылу – к тем же формам протеста, что и в мирное время. В 1916 году в некоторых подразделениях 25-й дивизии прошли массовые митинги против плохих жилищных условий 47. Совет рабочих и солдат, созданный в Танбридж-Уэллсе в июне 1917 года, формулировал свои требования в точности как забастовочный комитет: он требовал поднимать плату в соответствии с ростом цен на продовольствие и не использовать солдат в качестве штрейкбрейхеров на невоенных работах 48. Типично для Великобритании, что ближе к концу войны приказы, которым чаще всего не повиновались солдаты, были приказами о расформировании старых частей и формировании новых 49. При этом во время Третьей битвы на Ипре, когда сражаться приходилось при крайне скверном соотношении сил, моральный дух британских солдат оставался “поразительно высоким”. Командующий 5-й армией генерал Хьюберт Гоф писал: “Наши рядовые солдаты… знали только, что сражаться им приходится в практически невыносимых условиях и что смерть грозит им со всех сторон – сверху, сбоку, снизу… Просто удивительно, что эти люди могли выдержать такое невероятное напряжение” 50. С учетом того, что речь идет о людях из страны с наименьшим опытом массового призыва, он был прав.
Кнуты
Так почему же люди продолжали сражаться? Может быть, их просто заставляли это делать? Бесспорно, война намного увеличила возможности государственного принуждения. Заметная часть возросших в период с 1914 по 1918 год государственных расходов ушла на новые административные структуры, дававшие работу сотням тысяч человек: в их задачи входило принуждать сограждан сражаться. Это расширение бюрократии началось еще до войны и затронуло не только государственный сектор, но и сферу бизнеса и общественных объединений: уровень организованности в 1914 году был беспрецедентным. В огромных промышленных концернах, где работали десятки тысяч людей, были собственные управленческие структуры. Не стоит забывать и о профсоюзах, охватывавших множество работников. Все эти конторы активно помогали в организации массовой бойни.
Более того, можно предположить, что британская армия жестче применяла силовые методы для поддержания военной дисциплины, чем те армии, которые в итоге развалились. Члены Братства противников воинской повинности, отказывавшиеся работать на войну, едва не были казнены военными властями, а из 1540 пацифистов, приговоренных к двум годам принудительных работ, 71 умер из-за дурного обращения 51. Как известно, приговорены к смерти за дезертирство, трусость, мятеж и другие преступления были 3080 британских солдат, из которых 346 несчастных действительно были казнены. Это больше, чем у французов, и примерно в семь раз превышает количество казненных у немцев – хотя, например, итальянцы расстреляли в два раза больше собственных солдат 52. Списки расстрелянных зачитывались на смотрах pour encourager les autres
[47]: Джорджа Коппарда это шокировало, но впечатлило. Макса Плаумана почти так же поразил вид человека, привязанного с раскинутыми руками и ногами к колесу. Это наказание, возникшее во времена Веллингтона, сохранялось в британской армии до 1923 года 53. К 1918 году на 291 британского солдата приходился один военный полицейский, хотя в начале войны соотношение составляло 3306 к одному 54. В британской армии также был более высокий процент офицеров, чем в германской: их было 25 на батальон, а не 8 или 9, как у немцев 55. С учетом отсутствия у подавляющего большинства британских солдат армейского опыта, следует признать, что британская армия была необычайно дисциплинированной организацией. На деле, как мы видели, она насаждала намного более высокий уровень слепого повиновения, чем германская 56. Джон Люси вспоминает, как человек, раненный в голову, просил позволения выйти из строя 57. Однако при этом для британского “рядового состава” была характерна пассивность, даже апатия: солдат не был готов пошевелить и пальцем без приказа 58. Иногда считают, что эта строго иерархическая структура, опиравшаяся на приказы вышестоящих офицеров, стала причиной слабости британской армии при столкновении с германской культурой, которая поощряла солдат в отсутствие приказов сверху проявлять инициативу 59.
