Впрочем, эти доводы не выдерживают критики. Помимо всего прочего, до женитьбы на Ханне Розбери уже владел большим имением в Шотландии (Далмени), а также домом в Эпсоме (Дарденс), а его доход составлял более 30 тысяч ф. ст. в год. Кому-кому, а ему не нужно было жениться ради денег. Нет и сомнений в том, что Розбери любил Ханну. В письме Гладстону он описывал свою помолвку как «самое памятное событие моей жизни». То, что в его дневнике так мало говорится о ней, иногда считают доказательством недостатка пыла, но, учитывая, что его дневник в основном был посвящен его политической деятельности, скорее всего, справедливо утверждать обратное. Судя по количеству ссылок на ужины и обеды с членами семьи в 1877 г., он энергично ухаживал, в то время как полное молчание в дневнике за 1878 г. о месяцах после свадьбы предполагает, что с Ханной он находил занятия лучше, чем ведение дневника. Балкаррес превратно истолковал обыкновенную шутку. Ну а Куинсбери можно считать предвестником бредовой версии о «заговоре содомитов», которая активно развивалась в годы Первой мировой войны Ноэлем Пембертоном Биллингом
[132].
Более того, есть убедительные доказательства того, что Розбери очень надеялся на Ханну. Она снабжала его политической «движущей силой», которой у него самого не было. Лорд Гранвиль наполовину в шутку советовал ей: «Если вы удержите его над водой, [он] наверняка оставит свой след в истории». В то же время Эдуард Гамильтон писал о ее «примечательной способности заставлять других работать и поддерживать в них силы». И Уинстон Черчилль описывал Ханну как «примечательную женщину, на которую он [Розбери] опирался… Она всегда служила умиротворяющим и сдерживающим элементом в его жизни, который после нее он так и не сумел снова найти, потому что больше никому не мог полностью доверять». Подобные замечания позволяют предположить, что Ханна послужила прообразом амбициозной Марселлы Максуэлл в романах Мэри Уорд «Марселла» (1894) и «Сэр Джордж Тресседи» (1909)
[133]. Черчилль считал, что Розбери «искалечен» трагической и мучительно затянувшейся смертью Ханны от тифа в 1890 г.; в пользу такой точки зрения говорят его скупые дневниковые записи, которые, судя по всему, давались ему с трудом. Увидев его на похоронах, сэр Генри Понсонби заметил, что он «ничего не говорил, но стоял близко к гробу, пока его не опустили в могилу. Лорд Ротшильд повел его назад в часовню, но он всю дорогу смотрел себе под ноги… Он хочет показать публике, что способен не замечать горя, но наедине он распадается на части». После смерти Ханны Розбери сохранил близкие отношения с другими членами семьи Ротшильд.
Следует также подчеркнуть, что и по другую сторону таких смешанных браков не существовало однозначного принятия. Мать Розбери, герцогиня Кливленд, была так же резко против женитьбы сына на «нехристианке», как и ее супруг. «Два представителя разных религий не могут жениться, не идя на огромную жертву, — говорила она сыну, — и, прости за добавление, не огорчая и не разочаровывая тех, кто любит их больше всех… Конечно, ты должен также ожидать того, что свет будет судить о тебе недобро». Через три дня после похорон жены сам Розбери с горечью говорил королеве Виктории: «Один эпизод в этой трагедии… менее болезнен, чем сама потеря: в момент смерти очень остро чувствуется разница в вере, когда вмешивается другая религия, чтобы забрать труп. Все было неизбежно, и я не жалуюсь; а родственники жены были более чем добры. И тем не менее мне очень больно».
Наконец, важно помнить, что Ротшильды-мужчины не женились на представительницах другой веры. У тех, кто принял капитал компании и религиозное наследие Майера Амшеля, в вопросах брака было гораздо меньше свободы выбора. По этой причине по-настоящему трудные отношения связывали Альфреда и его любовницу Мари («Мину») Уомуэлл, в девичестве Бойе — не только христианку, но и замужнюю женщину. Хотя у него, возможно, был от нее незаконный ребенок (имя Альмина предполагает сочетание «Аль» и «Мина»), нам неизвестно, думал ли Альфред о браке; возможно, он расстался с этой мыслью ввиду неизбежного и непреодолимого противодействия семьи (хотя, по сведениям из других источников, на самом деле Альфред был гомосексуалистом). Тем не менее Альфред совершил грех, который его прадед счел бы таким же непростительным. Когда Альмина вышла замуж за графа Карнарвона, Альфред дал ей в приданое 500 тысяч ф. ст., а кроме того, уплатил долги жениха в размере 150 тысяч ф. ст. Им и их детям он оставил большую часть своего имущества, которое оценивалось в 1,5 млн ф. ст. (125 тысяч ф. ст. и дом на Симор-Плейс)
[134].
Короче говоря, разнообразные «смешанные» браки, описанные выше, не следует приравнивать к полной смене мировоззрения. И все же трудно представить, чтобы такие браки могли состояться при жизни Джеймса. И отнюдь не совпадение то, что во всех случаях браки заключались с представителями аристократических семей (частичным исключением служит брак Констанс с Сирилом Флауэром, который стал пэром позднее). Можно подумать, что социальные преимущества от сближения с английской и французской элитой должны были перевешивать издержки религиозного компромисса. Но неверно усматривать в таких браках какой-то план движения вверх по общественной лестнице. До некоторой степени, как предполагалось в «Джуиш кроникл», именно факт успеха Ротшильдов в обществе и вызвал подобные браки: Констанс познакомилась с Сирилом Флауэром, потому что ее кузен учился в Кембридже; Ханна познакомилась с Розбери потому, что ее отец был видной фигурой в мире политики и спорта (говорят, что их познакомила на скачках в Ньюмаркете Мэри Энн Дизраэли), а также потому, что Фердинанд хорошо знал Розбери. Как показывает Кассис, в конце XIX в. многие банкиры из Сити женились на дочерях аристократов (в его выборке — не менее 38 % торговых банкиров и по меньшей мере 24 % всех банкиров и директоров банков).
Часто обсуждается вопрос, какими были в тот период отношения Ротшильдов и аристократии. Говорят, что жалование Натти титула пэра в 1885 г. представляло окончательную победу в кампании социальной ассимиляции, которую Ротшильды вели со времен Майера Амшеля. В то же время для тех, кто считает, что процесс «феодализации» подрывал предпринимательский и либеральный дух буржуазии во второй половине XIX в., их пример служит прообразом. В действительности все было намного сложнее. Возвышением от баронета к наследственному пэру Ротшильды обязаны своей дружбой с несколькими премьер-министрами, а также членами королевской семьи; продвижение в обществе служило и наградой за политическую или государственную службу, и признаком королевской милости. Кроме того, стоит заметить, что в этом смысле, как было и с правами евреев заседать в нижней палате парламента, Англия в некотором смысле отставала от некоторых государств континентальной Европы.