Пример Австрии позволяет понять тонкие оттенки статуса. Технически впервые Ротшильды приобрели дворянство — префикс «фон» и право на герб — еще в 1816 г. в империи Габсбургов, а шесть лет спустя смогли добавить к фамилии титул «барон». Однако лишь в 1861 г. одному из Ротшильдов — Ансельму — пожаловали политический эквивалент титула пэра, место в имперском совете (рейхсрате). И в высшем признании их заслуг им отказывали до декабря 1887 г., когда Альберта и его жену официально объявили принятыми при дворе. Как сообщалось в «Таймс», тогда «в первый раз в Австрии согласились даровать такую привилегию лицам иудейского вероисповедания, и событие произвело сенсацию в обществе». Только после этого члены семьи Ротшильд и члены австрийской королевской семьи начали встречаться в обществе в самой Австрии
[135]. Натаниэля особенно любили представители венской аристократии, что было совершенно немыслимо для его отца и деда; к нему фамильярно обращались на «ты» такие вельможи, как граф Вильчек, который отзывался о нем как о «необыкновенно обаятельном человеке и поистине благородной [так!] личности». Отношения с Меттернихами также можно назвать социально бесценными.
Если верить ходившим в то время слухам, у Натаниэля был роман с баронессой Марией Версера, которая позже стала любовницей кронпринца Рудольфа. Более того, когда Рудольф и Мария совершили двойное самоубийство в королевском охотничьем домике в Майерлинге в январе 1889 г., именно брат Натаниэля Альберт, как председатель правления Нордбана, получил первые телеграфные сообщения о трагедии и вынужден был передать новость в императорский дворец. Возможно, это апокриф, но доподлинно известно, что мать Рудольфа, императрица Елизавета, подружилась с вдовой Адольфа Юлией; более того, она посетила дом Ротшильдов в швейцарском Преньи перед тем, как в сентябре 1898 г. ее убил на Женевском озере итальянский анархист. В 1908 г., когда Франц Иосиф праздновал свой бриллиантовый юбилей и устроил большой прием, он пригласил и Альберта — он был одним из немногих, кто пришел в партикулярном платье.
В Германии происходил тот же переход: от возвышения в пэры к принятию в высшем обществе. Майера Карла в 1867 г. выбрали в верхнюю палату, после чего он стал принятым при дворе. Хотя Майер Карл не переставал поносить восхождение Бляйхрёдера по общественной лестнице и был вне себя от радости, когда возведение последнего в дворянский чин не дало ему права называться бароном
[136], — он сам очень любил в разговорах упоминать о своих встречах с представителями прусской королевской семьи, какими бы несущественными они ни были. Несомненно, одной из причин благосклонности императора стали усилия Майера Карла и его жены по созданию госпиталя для раненых во Франкфурте в 1870–1871 гг. «Я только что беседовал с императором; беседа продолжалась целый час, — изливался он в декабре 1871 г., — и не мне тебе рассказывать, что мы с ним в наилучших отношениях, особенно после всего, что я дал императрице для ее госпиталя, что, кажется, понравилось его величеству больше всего остального. Луиза в большой милости у императрицы, и ее величество с радостью показала, как высоко она ценит все, что делает Луиза… что великолепно для наших интересов». Похоже, особенно дружелюбно была настроена императрица. Еще более близкие отношения позже завязались у Ханны Матильды, жены Вильгельма Карла, и Виктории, вдовы кайзера Фридриха III и дочери королевы Виктории, которая, очевидно, наслаждалась англофильской атмосферой в доме Ротшильдов на Кёнигштайн. Хотя члены семьи с большим подозрением относились к сыну Виктории Вильгельму II, питавшему довольно сильные антисемитские предубеждения, после его восхождения на престол в 1888 г. положение Ротшильдов не ухудшилось. В 1903 г. зятю Вильгельма Карла Максу Гольдшмидту был пожалован титул «Барон фон Гольдшмидт-Ротшильд»
[137].
В Англии же все происходило наоборот; Ротшильды завоевали право быть принятыми при дворе и близость с членами королевской семьи за несколько лет до того, как им удалось получить место в палате лордов. Несмотря на то что в 1866 г. евреям в законодательном порядке разрешили становиться пэрами, королева Виктория на практике была резко против этой мысли. Ротшильдов принимали при дворе еще с 1856 г., когда Виктория обратила внимание на «необычайно красивую» внешность Леоноры, дочери Лайонела, в королевской гостиной. Однако подлинный прогресс случился в Кембридже в 1861 г., когда герцог Сент-Олбенс представил Натти принцу Уэльскому (будущему Эдуарду VII). Общая любовь к охоте, в свою очередь, привела к тому, что принцу представили Альфреда и Лео. Такую же объединяющую роль играли скачки: Майер был «рад», когда принц «[отведал] его пирога, майонеза и шампанского» на Дерби в 1864 г. и позже, в 1866 г. Вскоре членов семьи стали регулярно приглашать на придворные мероприятия или аристократические приемы, на которых присутствовали и члены королевской семьи
[138]. Ротшильды, в свою очередь, принимали у себя членов королевской семьи, главным образом — но не исключительно — принца Уэльского
[139]. В марте следующего года принц приезжал в Ментмор, где охотился на оленей с Майером, а через два месяца ужинал у Энтони; в 1871 г. они с принцессой Александрой посетили «бесконечный банкет» у Лайонела, а через четыре года после него принц ужинал у Фердинанда вместе с Дизраэли. Кроме того, принц присутствовал на свадьбе Розбери в 1878 г. (вместе со своим дядей, герцогом Кембриджским) и на свадьбе Лео и Марии Перуджиа в 1881 г. — примечательный знак его веротерпимости.
Вдобавок к таким более или менее официальным поводам, «принца Хэла» (как называл его Дизраэли) развлекали в более сомнительном стиле, устраивая развлечения, которые были ему по вкусу: так, Альфред регулярно приглашал на свои ужины оперных певиц — Нелли Мелба, Аделину Патти — и актрису Сару Бернар; еще одним другом семьи из растущего мира «шоу-бизнеса» был либреттист сэр Артур Салливан
[140]. И Фердинанд умел развлечь наследника престола: в 1898 г., когда принц, гостя в Уоддесдоне, упал с лестницы и сломал ногу, история попала в центральные газеты
[141]. Будучи страстным франкофилом, принц регулярно гостил и у Ротшильдов по ту сторону Ла-Манша. Летом 1867 г. Джеймс принимал его в Булони. Кроме того, пять лет спустя принц Уэльский посетил Ферьер (потом он побывал там еще раз в 1888 г.); в 1895 г. он обедал у Альфонса в Каннах. Дружба продолжалась и после его вступления на престол — она даже еще больше окрепла. Ротшильды стали неотъемлемой частью космополитического кружка Эдуарда VII, вместе с Сассунами, железнодорожным финансистом Морисом де Хиршем, Эрнестом Касселем, Орасом Фаркуаром и другими, кого Эдуард Гамильтон называл «фешенебельным обществом».
