От инвестиций к интервенции
После своей победы на выборах весной 1880 г. Гладстон, не теряя даром времени, поспешил оправдать худшие ожидания Ротшильдов. Придя к власти после еще одного заявления Турции о банкротстве, он почти сразу же решил организовать экономические санкции от лица большой и неравноправной группы кредиторов Турции, в которую входил и он сам (см. ниже). Вдобавок к отзыву британских военных консулов из Турции и призыву к Порте сделать уступки Греции и Черногории, согласованные в Берлине, Гладстон думал о захвате порта Смирны. Его планы ужасали Ротшильдов, и не в последнюю очередь потому, что, как Натти указал Дизраэли, доходы от Смирны были уже заложены под гарантированный заем, который Ротшильды разместили в 1855 г. Предупредив Дизраэли, что такую политику поддержат Россия и, может быть, Италия, Натти предсказывал международные осложнения от «высокомерия» Гладстона: «Говорят, что на фондовой бирже большое предложение билетов на Европейский концерт». «Если другие великие державы не согласятся, — писал он Бляйхрёдеру 8 октября, — никто не знает, что будет. Такой нетерпеливый и вспыльчивый человек, как Гладстон, способен на все. Если он будет продолжать при поддержке только России и Италии, это произведет наихудшее впечатление и окажется очень непопулярным. Есть только один человек, который сумел бы справиться с этой ситуацией… — князь Бисмарк, который должен навести порядок в египетских делах. Желательно, чтобы он взял все в свои руки».
В то же утро, когда Гранвиль зашел к немецкому послу графу Мюнстеру, он застал там Альфреда. «Они с Альфредом Ротшильдом… смутились оттого, что их застали вместе, — передавал Гранвиль Гладстону. — Я спросил, что хотел Р., и Мюнстер ответил, что тот приехал передать мне, что он знает: это Смирна». Натти был уверен, что «Гладстон захочет действовать самостоятельно», но полагал, что Гладстону не удастся добиться цели, если он «не посоветуется с другими министрами [иностранными послами]. Англия не станет действовать без Германии и ни за что не согласится действовать наедине с Россией — у меня есть веские основания для такой точки зрения. Самые надежные источники сообщают, что во внешней политике Бисмарк сильнее, чем когда-либо прежде».
Как оказалось, Гладстону удалось достичь цели и без оккупации Смирны. 20 декабря 1881 г. султан обнародовал Мухарремский декрет, по которому сокращал турецкий долг и ежегодные выплаты
[174] и учреждал новое Управление «османского государственного долга». Формально султан предпринял упреждающее действие, согласованное с держателями облигаций. Его шаг призван был предотвратить прямое вмешательство великих держав по условиям соглашений, принятых на Берлинском конгрессе. На практике представители различных государств в Управлении назначались с согласия правительств;
а поскольку место председателя поочередно занимали представители Великобритании и Франции, на первый взгляд все напоминало египетскую систему «двойного контроля» (хотя и с аномалиями вроде передоверия табачной монополии консорциуму, в который входили венские Ротшильды, «Кредитанштальт» и Бляйхрёдер). Не в последний раз Гладстон предложил такое решение, против которого едва ли возражали бы Ротшильды. Несмотря на то что Альфонс по-прежнему сомневался в стабильности турецких финансов, они сами выпустили два крупных займа при новом руководстве, один в 1891 г. на 6,9 млн ф. ст. и еще один через три года на 9 млн ф. ст. (в компании с «Оттоманским банком»). Что важно, оба займа были обеспечены египетской данью, как и их предыдущий турецкий заем 1855 г.
Для того чтобы понять суть Мухарремского декрета, необходимо вспомнить, как в то время менялись дипломатические отношения между европейскими державами. После Русско-турецкой войны Бисмарк стремился восстановить «Союз трех императоров» между Германией, Австро-Венгрией и Россией, который начался с тайного оборонительного союза с Австрией в октябре 1879 г. Хотя на деле такой союз был направлен против России, он побуждал русских искать взаимопонимания с Австрией, что выразилось во втором «Союзе трех императоров» в июне 1881 г. По сути он представлял собой договор о нейтралитете в том случае, если какая-либо из трех сторон будет вовлечена в войну с четвертой стороной, но самым главным его аспектом стали условия применительно к Балканам. Конфликт с самой Турцией условиями союза не предусматривался, но Австро-Венгрия по сути предоставляла России карт-бланш в «объединении» Болгарии, в то время как русские мирились с возможностью аннексии Австрией Боснии и Герцеговины (которые она оккупировала еще со времени Берлинского конгресса). Вдобавок Австрия учреждала то, что впоследствии вылилось в протекторат над Сербией, признав в 1881 г. короля Милана, а через два года обеспечив обязательство Германии защищать Румынию против нападения России. В то же время в мае 1881 г. был образован совершенно особый Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии, отчасти направленный против средиземноморской экспансии Франции (которая началась в 1881 г. с оккупации Туниса), но кроме того подразумевал нейтралитет Италии в случае войны Австрии с Россией. Между «Союзом трех императоров» и Тройственным союзом наблюдалось явное противоречие; но в отсутствие конфликта между Австрией и Россией противоречие оставалось латентным. В мае 1884 г. «Союз трех императоров» был обновлен почти без усилий. Вот как быстро удалось реконструировать соглашения, достигнутые в Берлине в 1878 г.
Каким же становилось положение Англии и Франции после таких соглашений? В перспективе этот вопрос не был связан с ухудшением их отношений в Египте — если, конечно, одной или обеими странами не была бы принята прорусская политика. Шансы англо-русского взаимопонимания свелись на нет после того, как Россия распространила свое влияние через Центральную Азию на Персию, Афганистан и северо-западную границу Британской Индии. Несмотря на громадные политические разногласия между Французской республикой и Российской империей, восстановление дружественных отношений между Россией и Францией казалось куда более возможной перспективой. Во многом именно боязнь такого союза служила ключом к продуманной системе Бисмарка. По сути, он мог сделать Германию не только посредницей, но и потенциальной союзницей в решении колониальных споров.
Очевидно, английских Ротшильдов это привлекало. Политика Ротшильдов после 1880 г. все больше подпадала под ненавязчивое влияние Бисмарка, а Бляйхрёдеру удавалось сыграть роль посредника, в которой ему прежде отказывали. Бисмарк, когда-то разрушитель финансовой стабильности, в 1880-х гг. стал ее очевидным гарантом. Когда посол Великобритании лорд Эмптхилл в 1882 г. зашел к Бляйхрёдеру, он, по его словам, увидел телеграмму от парижских Ротшильдов, в которой те интересовались последними новостями о здоровье кайзера. «Я спросил Бляйхрёдера, каких последствий для Парижской биржи ожидают французские финансисты после смерти кайзера. „Общий спад на 10–15 %, — ответил он, — из-за неуверенности, что Бисмарк сохранит свое место при новом правителе“». Год спустя Натти говорил немецкому послу в Лондоне, что англо-германское понимание — именно то, чего хотят «большинство здравомыслящих англичан, кроме нескольких министров». То, что после 1881 г. все бо‡льшая пропорция турецкого долга поглощалась берлинским рынком капитала — ведущую роль на котором играл «Дойче банк», — проливает свет на такую германофильскую тенденцию
[175].
