Не приходится отрицать, что Ротшильды четвертого поколения больше думали о политике с точки зрения идеологии, чем их отцы и деды. Ярче всего такое отношение проявилось в ирландском вопросе, однако идеологизация коснулась и «социального вопроса» (точнее, вопросов), который обострялся по мере того, как европейские большие города становились все более перенаселенными. Именно по этим пунктам больше всего расходились их мнения с Гладстоном. И все же Натти окончательно перешел к либералам лишь в начале XX в. Подобно отцу и деду до него, он продолжал верить, что в вопросах финансов и дипломатии Ротшильдам следует проявлять осмотрительность независимо от того, какая партия находится у власти. Отчасти этим объясняются довольно похожие отношения, какие связывали его со столь разными политиками, как Розбери, лорд Рэндольф Черчилль и Артур Бальфур. В тесном политическом мирке поздневикторианского периода Ротшильды часто встречались с видными государственными деятелями: в Сити (чтобы обсудить финансы за обедом в Нью-Корте) и в Вест-Энде (чтобы поговорить о политике за ужином в клубах и домах на Пикадилли). Они и многочисленные другие члены политической элиты, как тори, так и либералы, регулярно гостили в загородных домах Ротшильдов (чаще всего в Тринге, Уоддесдоне и Холтоне). Именно в такой обстановке принималось большинство важнейших политических решений того времени. А когда Ротшильды не могли беседовать со своими друзьями-политиками, они им писали — к счастью для историка, потому что, из-за распоряжения Натти после его смерти уничтожить его переписку, в личных архивах Ротшильдов мало что сохранилось. Хотя письма из Парижа по-прежнему позволяют разобраться в том, что происходило в Нью-Корте, умозаключения основаны на письмах самих политиков, и историкам остается лишь гадать, какая часть политического наследия Ротшильдов безвозвратно утеряна для потомства.
От Гладстона до Дизраэли
Отдельные представители семьи не переставали быть либералами. К концу жизни и Майер, и Энтони оставались убежденными либералами, пусть и неискушенными с идеологической точки зрения. Майер с удовольствием участвовал в выборах на место депутата от Хита. Он состязался с помещиками-землевладельцами из партии тори, собирая голоса рыбаков из Фолкстоуна, а Энтони по-прежнему полагался на сторонников Кобдена. Именно Энтони, по слухам, объявил в сентябре 1866 г.: «Чем скорее мы избавимся от колоний, тем лучше для Англии» — заявление удивительное, учитывая положение Ротшильдов в тот период. Оно свидетельствует о бескомпромиссном экономическом либерализме. Не следует забывать и о том, что дочери Энтони, Констанс и Энни, всю жизнь оставались убежденными сторонницами Либеральной партии, а дочь Майера вышла замуж за человека, который позже сменит Гладстона на посту премьер-министра от Либеральной партии.
Даже сыновья Лайонела начинали политическую карьеру преданными либералами; и когда их кузен Лео впервые в 1865 г. принял участие в избирательной кампании, он задавал избирателям недвусмысленный вопрос, хотят они, «чтобы ими управляли Палмерстон, Рассел и Гладстон — или Дерби, Дизраэли и Малмсбери»; при этом первая группа пользовалась его безоговорочной поддержкой. Натти, который в том же году баллотировался от Либеральной партии в Эйлсбери, «поехал в Миссенден, [где] его встретила большая группа… меня водили по всей округе, и в горы… как ручного медведя». Когда избиратели-нонконформисты спросили его, поддержит ли он отмену церковного налога, он категорически ответил: «Да». Такая позиция напоминала его доктринерский либерализм, какой он демонстрировал в годы учебы в Кембридже.
Важно также заметить, что члены семьи по-прежнему поддерживали частые контакты с Гладстоном до самого конца его политической карьеры. Его первый премьерский срок в декабре 1868 г. не изменил характера отношений, которые зародились еще в 1850-е гг. Лорд Гранвиль передавал взгляды Ротшильдов на выборы 1868 г. Гладстону, когда на следующий год гостил в Ментморе, а сам Гладстон в 1869 и 1870 гг. ужинал у Лайонела и Шарлотты в доме 148 на Пикадилли. Кроме того, Гладстон и Лайонел часто встречались «по делам». Так, в апреле 1869 г. они вдвоем встретились для обсуждения бюджета. Во время Франко-прусской войны 1870–1871 гг. состоялось несколько важных бесед Гладстона с членами семьи. Кроме того, он приезжал в Нью-Корт к Лайонелу в июле 1874 г. и еще раз год спустя (хотя в его дневнике не раскрыты причины поездки). И только после ссоры из-за акций Суэцкого канала их дружеские встречи, очевидно, прекратились — хотя Лайонел по-прежнему время от времени передавал ему кое-какие слухи через Гранвиля.
Даже после Суэца Гладстон сохранял не просто шапочное знакомство с женой Лайонела, Шарлоттой. В 1874 г. он послал ей свой портрет, а год спустя записал в дневнике разговор с ней «о состоянии веры». Разговор перешел в переписку, которая продолжалась до августа следующего года; Шарлотта посылала Гладстону ряд комментариев к Священному Писанию, сделанных еврейскими авторами, очевидно, для того, чтобы помочь ему в его теологических изысканиях. Судя по всему, после смерти мужа психика Шарлотты несколько ослабла; но Гладстон по-прежнему заезжал к ней в Ганнерсбери — ее сын описывал эти визиты как «едва ли не последнее удовольствие, остававшееся у дорогой матушки до болезни» и смерти в 1884 г. Несмотря на политические разногласия, они с Натти вместе ужинали в 1884 и 1885 гг. и встречались в ряде других случаев (главным образом, для обсуждения египетских дел) во время третьего срока Гладстона на посту премьер-министра. Выйдя в отставку, «великий старик» по-прежнему оставался для Ротшильдов желанным гостем; он посетил Тринг в феврале 1891 г.
Не испытывал Гладстон никаких комплексов и по поводу возобновления ученой переписки с женой Натти, Эммой; она стала продолжением переписки, которую он раньше вел с ее свекровью. Так, в августе 1888 г. он в письме просил у нее помощи; нужно было найти «популярное, но талантливое описание Моисеевых законов, которые сравнивались с другими современными им или античными системами в нравственном и социальном отношении в ряде мест — чтобы сравнение в основном было в пользу Моисеевых законов». Эмма не была сильна в теологии (она предпочитала обсуждать английскую и немецкую литературу), но, очевидно, ей приятно было, что к ней обращается такая выдающаяся фигура, и сделала все возможное, чтобы помочь ему и найти то, о чем он просил. Поблагодарив Гладстона за подписанный экземпляр одной из его работ на библейские темы, она заметила, «что, хотя наши потребности различаются по стольким вопросам, христиане и иудеи согласны в своей верности Священному Писанию, которое, по вашим словам, „помогает нам… освободиться от гнета вне и внутри нас“». Еще одной темой их переписки служила их общая любовь к Гёте. Кроме того, Гладстон встречался в обществе с Фердинандом и его сестрой Алисой, а также с Констанс и ее мужем Сирилом Флауэром, которому он во время своего четвертого и последнего срока на посту премьера предложил титул пэра и пост губернатора в Новом Южном Уэльсе. В 1893 г. Энни также имела удовольствие видеть ВС («великого старика»); в письме к сестре она живо описывала, как «его старое лицо освещается страстностью и огнем, когда он говорит о злобных турках». К большому ужасу радикальной прессы, Гладстон в том же году принял приглашение приехать в Тринг, хотя в то время они с Натти очень расходились по разным политическим вопросам. Ответный визит Натти и Эммы в Гаварден в 1896 г. предполагает, однако, что они избегали говорить на политические темы. Когда после его визита Эмма переписывалась с Гладстоном, письма были посвящены теме максимальной окружности березы. Похоже, что ВС и ее муж наконец нашли нечто общее — любовь к деревьям
[179].
