К марту всеобщее внимание было приковано к позиции Чемберлена, который уже довольно давно собирался порвать с Гладстоном. На ужине у Реджинальда Бретта Бальфур встретился с Чемберленом и еще двумя ключевыми фигурами в партии вигов, Альбертом Греем и Натти. Как Бальфур и сказал Солсбери, все присутствующие «открыто признавали», «что Ч[емберлен] намерен уйти из прав-ва», поскольку Гладстон достаточно делился своими планами относительно Ирландии, «и Джо убежден, что по крайней мере он не станет с ними мириться!». В ходе беседы Натти и Грей подтвердили, что готовятся планы «провести в Сити большой митинг, направленный против гомруля», хотя ни Натти, ни Чемберлен не считали, что такой митинг чему-нибудь поможет. Тем не менее митинг состоялся в Гилдхолле 2 апреля; а на втором митинге, который проходил через месяц в отеле «Вестминстер пэлас», Натти открыто объявил о своих симпатиях. Именно его избрание в Генеральный комитет либерал-юнионистов на том митинге отметило его окончательный политический разрыв с Гладстоном. Среди других видных членов парламента — евреев, которые примкнули к нему, были его кузен Фердинанд и Фрэнсис Голдсмид, но не их национальность сыграла решающую роль: подавляющее большинство представителей правящих кругов Сити — в том числе Джордж Гошен, Ревелсток и многие другие — были юнионистами.
Как предположил Альфонс, Ротшильдам недоставало «правительства Хартингтона — Солсбери»: иными словами, коалиции либерал-юнионистов и консерваторов. Однако достичь этой цели оказалось совсем непросто. Черчиллю и Натти не удалось вовлечь в свои замыслы Харкорта; в то время как на встрече в Уоддесдоне 13 июня — через пять дней после того, как билль о гомруле провалился в палате общин, — Чемберлен говорил Бальфуру, что он считает коалицию либерал-юнионистов и консерваторов «невозможной». Самое большее, что он готов предложить, — «определенное и полное взаимопонимание с Хартингтоном и адекватное, хотя и не такое полное, взаимопонимание со мной», которое обеспечит «достаточное единство действий посредством консультаций за креслом спикера». Вот какой по сути была точка зрения Хартингтона, когда три дня спустя к нему обратился Натти.
Главная цель — «избавиться от Гладстона» — была достигнута в полном смысле слова. Результаты общих выборов, проходивших в июле того года, стали «катастрофой» для Гладстона и гомруля: в парламент прошли 316 консерваторов и 78 либерал-юнионистов против всего 191 сторонника Гладстона и 85 ирландских националистов. Особенно тяжелое поражение Гладстон потерпел в Шотландии — «навозной куче… для старика», — где Натти призывал баллотироваться и Черчилля, и Чемберлена. Отход от ВС был также заметен в сельских избирательных округах, например в округе Фердинанда в Эйлсбери. Но согласие юнионистов — схваченное памятным образом Бретта, запечатлевшего Черчилля, Натти и Чемберлена, «которые во многом правят империей совместно», — оказалось недолгим. Нетрудно было собрать «большую партию либерал-юнионистов», чтобы вместе охотиться на птиц в Ментморе; куда сложнее было собрать их для совместной работы в правительстве. Уже в декабре у Солсбери, Черчилля и Чемберлена начались разногласия из-за билля о советах графств; и в том же месяце сам Черчилль подал в отставку с поста министра финансов после обсуждения оборонного бюджета. В феврале следующего года Натти разочаровался в политике правительства в Ирландии — сочетании принуждения и нового Земельного акта, который он считал «самым мерзким». «Вы увидите, что ваши старые коллеги устали из-за ночных бдений и растущего спроса на сильное правительство в Ирландии», — сообщал он Черчиллю. Он предсказывал: если правительство не «будет осторожно, появится чувство, будто самоуправление в какой-либо форме предпочтительнее нынешних беспорядка и недовольства».
Судя по всему, в тот период Натти сохранял верность Хартингтону. Как Бретт говорил Хартингтону, Натти, Черчилль и Чемберлен договорились о «сохранении [Либерал-]юнионистской партии. И на этот счет ваши желания и взгляды оказываются главным фактором во всех их расчетах… самое важное, как говорит Рэндольф, — это „выгнать банду Гладстона“…» Употребив метафору, свойственную истинному землевладельцу, Натти в марте намекнул Черчиллю, что юнионисты будут довольны, если предпримут те меры, которые они предлагали или поддерживали: «Хартингтон вовсе не Крошка Бо-Пип и не растерял своих овечек [то есть своих сторонников], они с Джо поддерживают прав-во самым решительным и энергичным образом… что касается и билля о преступлениях, и о плане большой покупки, который предстоит отложить на потом. На дорожке еще остаются лошади, чья родословная сомнительна, так как их кобыл покрывали 2 или 3 жеребца [то есть законодательные меры с числом разных спонсоров в палате общин]. По моему мнению… родословная… этих мер сомнительна, но один из отцов — определенно Джо».
В августе, когда Эдуард Гамильтон ужинал у Натти, ему категорически сказали, что «Хартингтон очень скоро станет премьер-министром, причем премьер-министром от реальной Либеральной партии, которую сейчас по-настоящему представляют так называемые консерваторы. Хартингтона уже не заставят делать грязную работу для радикалов. Он раскаивался в том, что „ел грязь“ из соображений партийной верности». Однако Натти не скрывал и своих растущих сомнений, связанных с Чемберленом, который по-прежнему говорил так, словно прежние фракции Либеральной партии еще можно было воссоединить: «…Чемберлен… никогда не станет большим человеком. Он был волком-радикалом в шкуре овцы-тори. Он был типичным демократом — расточителем и шовинистом, — в отличие от Р. Черчилля, которого можно назвать… истинным пилитом в экономических и внешнеполитических вопросах. Ну а Г. был… безнадежен — никогда не знал, чего он хочет… ни два года, ни даже два месяца подряд; он представлял постоянную опасность для государства».
Ничего удивительного, что такой верный «гладстонианец», как Гамильтон, взбунтовался, услышав такие речи (хотя он не мог отрицать, что Натти «прекрасно осведомлен обо всем, что происходит»). Однако любопытно, что сразу после этого Гамильтон был приглашен на ужин в Ментмор к Розбери, к которому он теперь относился как к будущему главе либералов в палате лордов, если не больше.
Иными словами, вопрос стоял не меньше чем о судьбе Либеральной партии, причем Хартингтон тянул в одну сторону, Чемберлен в другую, а Розбери застрял посередине, пытаясь спасти хоть что-нибудь после катастрофы, постигшей Гладстона. Конечно, надежды Натти как-нибудь свести Черчилля и Хартингтона вместе в «реальном» списке от Либеральной партии были обречены из-за ухудшения физического и психического здоровья первого; но на том этапе еще казалось возможным избежать непосредственного захвата власти консерваторами. Иначе зачем Натти предлагал дать Хартингтону денег, чтобы оплатить предвыборные расходы либерал-юнионистов в 1890 г., и зачем он поощрял лорда Дерби поступить так же? Вполне реальным было и предположение Натти в 1888 г., что Гладстона «навсегда изгнали из власти» и что «после того, как Г. уйдет… гомруль умрет естественной смертью». Даже политическое воскрешение Гладстона после победы либералов в 1892 г. оказалось преходящим; Натти осторожно радовался тому, что Розбери сменил Гладстона, и надеялся, что его приверженность гомрулю и реформе палаты лордов окажется лишь поверхностной.
Черчилль и Розбери
Наверное, самым примечательным аспектом роли Натти в сложной партийной политике 1880-х гг. была ее удаленность от его забот как банкира. Можно сказать, впервые Ротшильд занимался политикой по призванию, ради самой политики, при самой незначительной связи дебатов из-за Ирландии или социальной политики с его интересами богатого землевладельца.
