Тем не менее важно помнить, что, пока происходили все указанные события, Натти по-прежнему проводил большую часть рабочего дня в Нью-Корте; и поскольку он оставался банкиром, его главным образом занимала не внутренняя, а внешняя политика. Даже если мы попытаемся раскрыть и воссоздать его роль в дебатах по гомрулю, следует помнить: наибольшее значение для него имела дипломатия империализма. Насколько Ротшильды могли воспользоваться своими политическими связями, чтобы в тот период влиять на внешнюю политику? Для ответа на этот вопрос имеет смысл рассмотреть их отношения с двумя политиками после Дизраэли, с которыми они, наверное, были связаны теснее всего. Речь идет о Рэндольфе Черчилле и Розбери. И здесь необходимо кратко упомянуть о самом важном владении Великобритании Викторианской эпохи — об Индии.
До 1880 г. Ротшильды не особенно интересовались Индией, хотя и вели кое-какие дела с тамошними компаниями. Когда их родственники Гейбриел и Морис Уормсы в 1865 г. вернулись с Цейлона, проведя там 25 лет, Шарлотта пришла в ужас не только из-за их внешнего вида — «старые, ужасные англо-кавказские индусы», — но и из-за их рассказов о тамошней жизни на чайной плантации. Голые кули, страшная жара, змеи, слоны, дикобразы и насекомые — казалось, они вернулись с другой планеты; одну из своих плантаций Уормсы назвали «Ротшильд» в качестве комплимента, а не признака финансового участия семьи в делах Британской Индии. Однако после 1880 г. все изменилось. В 1881–1887 гг. сыновья Шарлотты выпустили индийские железнодорожные акции на общую сумму в 6,4 млн ф. ст.
Уход либералов и назначение Черчилля министром по делам Индии в правительстве Солсбери летом 1885 г. как будто предвещали расцвет интереса Ротшильдов к Индии. Вопреки тому, через что он прошел, и вопреки своей стремительной политической карьере, Черчилль, не теряя времени, начал налаживать с Натти и его братьями именно такие отношения применительно к Индии, в которых он раньше обвинял правительство Гладстона и Бэрингов применительно к Египту. Планируя выпуск займа для Индийской Мидлендской железной дороги, Черчилль говорил вице-королю лорду Дафферину: «Если на следующий год я останусь в должности… когда произведут заем, мне придется выдержать бой с [Бертрамом] Карри, чтобы заем попал в руки Ротшильдов, чьи финансовые познания столь же велики, сколь малы они у Английского Банка, и чья клиентура громадна».
По мнению биографа Черчилля Р. Фостера, Ротшильды в самом деле помогли разместить акции новой компании. Кроме того, тогда считали, что решение Черчилля аннексировать Бирму — о котором было объявлено 1 января 1886 г. — как-то связано с его растущей близостью с Ротшильдами. Как язвительно заметил Эдуард Гамильтон, «джингоизм… популярен, пока он приносит прибыль». Естественно, через неделю после объявления об аннексии Ротшильды обратились в правительство с просьбой вступить во владение «всеми бирманскими железными дорогами и проложить линии до границы»; Черчилль заверял Солсбери в их «необычайной проницательности». Весьма характерно, что в 1889 г. Ротшильды провели необычайно успешную эмиссию акций бирманских рубиновых месторождений — по слухам, толпа будущих подписчиков была такой плотной, что Натти якобы пришлось взбираться по приставной лестнице, чтобы попасть в банк, и акции расходились с трехсотпроцентной надбавкой. Разве Бретт не говорил Хартингтону в 1886 г., что «Черчилль и Натти Ротшильд… вершат дела империи вместе, при консультации с Чемберленом»? Разве Гамильтон позже не говорил (Розбери), что Черчилль попал «в неприятности» из-за его «излишней близости» с «одним… финансовым домом»? И разве леди Солсбери не «разразилась» в разговоре с Гербертом фон Бисмарком и Розбери «против Рэндольфа, который все сообщал Натти Ротшильду» и «намекал, что никто не сообщает крупным финансовым домам политические новости даром»? Судя по всему, близкая дружба к чему-то обязывала, особенно если вспомнить о неустойчивом финансовом положении самого Черчилля. Сейчас хорошо известно — хотя его первые биографы этот факт скрывали, — он умер, оставшись должным Лондонскому дому «ошеломительную сумму в 66 902 ф. ст.», хотя, последовав совету Ротшильда, он сколько-то заработал на акциях добывающих компаний.
Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что пребывание Черчилля в должностях министра по делам Индии и министра финансов имело для Ротшильдов как для банкиров лишь ограниченное значение. Равным образом их значение для Черчилля как банкиров возросло лишь после его ухода со всех постов. «Бирманских рубиновых» акций выпустили всего на 300 тысяч ф. ст., и они вышли через четыре года после того, как Черчилль окончил свое краткое пребывание на посту министра по делам Индии. Точно так же, лишь в 1896 г. Ротшильды выпустили на 2 млн ф. ст. акций бирманских железных дорог; за десять лет до того они обращались к Индийскому финансовому комитету, но получили отказ. Став министром финансов во втором кабинете Солсбери, Черчилль консультировался с Ротшильдами по финансовым вопросам (он назначил Натти в комиссию по расходам на государственные нужды). Но нелегко представить, что крайне саморазрушительная и ультра-«гладстонианская» оппозиция Черчилля против военных расходов была хоть сколько-нибудь выгодна интересам Ротшильдов; более того, точка зрения Черчилля на Египет и денежную политику резко расходилась с точкой зрения Натти. Ротшильды никак не были причастны и к его судьбоносному решению подать в отставку в декабре 1886 г. Когда Реджинальд Бретт спросил, может ли он передать новость Натти, Черчилль «ответил отказом, потому что злился на Альфреда Ротшильда, который, судя по всему, активно агитирует против него: „Он жалуется, что я не советовался с Ротшильдами. В конце концов я рад, что они мои друзья, но я вовсе не Риверс Уилсон, и я не состою у них на жалованье“. Натти отставка Черчилля показалась простым „чудачеством“, хотя сам Черчилль настаивал, что это был „простой просчет… он не знал, что у Солсбери был припрятан в рукаве туз“, иными словами, что он готов был заполнить вакансию, назначив Гошена».
Судя по всему, только после того, как Черчилль вышел в отставку, он начал занимать у Ротшильдов крупные суммы: вплоть до 1888 г. превышение его кредита составляло всего 900 ф. ст., и лишь в 1891 г. цифра взлетела до 11 тысяч ф. ст. Хотя Натти продолжал убеждать Черчилля во мнении, что тот может когда-нибудь вернуться во власть, если вспомнить все более неустойчивое поведение бывшего министра финансов, вряд ли он искренне верил в это сам. Как выразился Эдуард Гамильтон в августе 1888 г., «Р. Черчилль обращается к Н. Ротшильду за всем… но Ротшильд, который является главным наставником Р. Ч., списывает Р. Ч. как безнадежного политика». Более того, кажется справедливым считать содержание Черчилля «на жалованье» после 1886 г. в первую очередь проявлением дружбы со стороны Натти, поскольку у Черчилля все больше проявлялись последствия сифилиса; с политической и финансовой точки зрения Черчилль был скорее обузой, чем выгодным приобретением. «Бомба замедленного действия» взорвалась снова в 1891 г., когда Черчилль вернулся из путешествия в Машоналенд (регион в северной части Зимбабве), куда он отправился с помощью Ротшильда, и начал публично сомневаться в экономических перспективах региона. Его оплошность возмутила Натти. Не столько расчет, сколько доброта ко все более слабеющему Черчиллю заставила Ротшильдов помогать карьере его честолюбивого сына, хотя, несомненно, они были вознаграждены, когда молодой Уинстон, член Либеральной партии, в 1904 г., став членом парламента от Манчестера, высказывался против билля об иностранцах.
