В апреле 1885 г., в последние дни второго срока Гладстона на посту премьер-министра, возникла опасность англо-российского конфликта после того, как русская армия заняла афганскую территорию у селения Пенджде. Натти сразу же предпринял попытку избежать войны, наведя (по предложению Реджинальда Бретта) справки у посла России графа де Стааля. Когда Стааль спросил, чем удовольствуется Великобритания как основой для дипломатического компромисса, Натти предложил «немедленно отозвать русские войска со спорной территории», но добавил: «Сделайте так, и вы получите пограничную линию, примерно совпадающую с той, какую вы, русские, провели для себя». Стааль должным образом ответил предложением такого рода Бретту, который переправил его Гладстону. Хотя Эдуард Гамильтон обычно скептически относился к инициативам Натти, даже ему пришлось признать, что «добиться чего-то от русского посольства, пусть даже неофициальным путем, — огромное достижение». Натти стремился ускорить процесс мирного урегулирования классическим для Ротшильдов способом: пригласив Стааля на ужин с представителями как Либеральной партии, так и тори, среди которых были Харкорт, ставший министром внутренних дел, Бретт, Драммонд Вольф и растущая звезда Консервативной партии Артур Бальфур. Летом 1885 г., когда Черчилль возглавил министерство по делам Индии, Натти поспешил передать ему хорошую новость: русские хотят урегулировать вопрос с афганской границей. Черчилль объявил о договоре в типичной для него цветистой речи в Шеффилде 3 сентября. Однако его радость оказалась преждевременной. Не успели либералы вернуться к власти в январе 1886 г., как Альфред предупредил Розбери, что «дела в Афганистане выглядят очень плохо для Англии. Русские полностью обошли афганцев, и… положение английской пограничной комиссии поистине опасно. Афганцы откровенно враждебны по отношению к нам, и, в то время как наша комиссия работает почти без охраны, у русских под рукой 30 тысяч человек, и они достраивают железную дорогу с максимальной скоростью».
Хотя напряженность снова спала, Ротшильды продолжали пристально следить за северо-западной границей. Более того, в 1888 г. Эдмонд ездил в Самарканд под охраной русских, якобы для того, чтобы изучить «торговые условия», но вероятнее всего, чтобы оценить размер русской военной угрозы для Кабула
[201].
Примерно то же произошло во время кризиса из-за Болгарии в 1885 г. Ротшильды считали, что у Великобритании, которая все больше ощущала на себе дипломатическую изоляцию, нет веских оснований вмешиваться в болгарские дела. Если Великобритания имела право распоряжаться в Египте, Россия имела все основания не дать болгарскому князю Александру Баттенбергу объединить Болгарию и Восточную Румелию на своих условиях, как он желал сделать в сентябре 1885 г. Единственными причинами, по которым можно было мешать русским, были династические (одна из дочерей королевы Виктории была замужем за братом Александра, Генрихом) и моралистические (судьба болгар служила эмоциональным посылом после книги Гладстона о «болгарских ужасах», и похищение русскими Александра подняло новую волну возмущения). Хотя Натти понимал необходимость «сохранять болгарского князя на престоле и не давать мелким государствам вроде Сербии помогать себе самим», он сразу же угадал, что Россия собирается «вмешиваться на Балканах». По сути, его отношение сводилось к тому, что Великобритании придется стерпеть.
В этом Натти оказался заодно с Бисмарком: и во многом интересы Ротшильдов в планах возобновления дружеских отношений Великобритании и Германии коренятся именно в том периоде. В письме к Рэндольфу Черчиллю в сентябре 1886 г. он, очевидно, с радостью передает возражения посла Германии Хатцфельдта по поводу политики Великобритании из-за Болгарии: «[Он] сказал, что здесь вы нелогичны и сильно рискуете из-за вашего желания логики. Ваши государственные деятели и… пресса говорят, что у вас нет прямых интересов на Дунае или на Балканском полуострове, вы признаете права России и просите ее не вмешиваться в египетские дела и оставаться в своей сфере в Азии, но сегодня наш агент в Софии прислал новую телеграмму, в которой говорится, что сэр [Фрэнк] Лассель [генеральный консул в Болгарии] все время и неизменно интригует и маневрирует против России… если так будет продолжаться, вы, возможно, изумитесь, обнаружив, что… увязли в разных частях света. Ваше поведение в Болгарии непостижимо… мы не хотим и не можем поддерживать такую политику, и вы не должны удивляться, если для того, чтобы позлить вас, Россия прислушается к Франции».
Очевидно, Натти надеялся, что Черчилль займет более «пробисмарковскую» позицию, чем министр иностранных дел лорд Иддесли (титул, который получил Стаффорд Норткот). Когда последний — которого Натти многократно обзывал «старым козлом» и «кудахчащей… старой курицей» — послал в Нью-Корт Александера Конди Стивена, чтобы попросить заем в 400 тысяч ф. ст. для антироссийского режима в Софии, Натти не поверил своим ушам. «[Естественно,] я отказал, — сообщал он Черчиллю, — в жизни не встречался с такой глупостью». Черчилль в ответ заблокировал назначение Стивена посланником в Софию (даже послал Солсбери в министерство иностранных дел телеграмму, в которой зашифровал фамилию «Иддесли»). Чтобы подкрепить призыв к бездействию, Натти даже передал (Солсбери через Бальфура) предупреждение Хатцфельдта о возможном нападении Германии на Францию — он намекал на то, что одновременно с англо-русским конфликтом дело грозит всеобщей войной. Письма Натти Реджинальду Бретту и Розбери после того, как либералы вернулись во власть, придерживались той же линии: русскую политику в Болгарии следует терпеть. Натти все чаще подкреплял такой довод ссылкой на пожелания Германии. Бисмарк, писал он Розбери в ноябре, «вне себя из-за того, что французы изображают себя защитниками России в Болгарии». Через месяц он сообщил, что Бисмарк «изолировал Францию, и я нисколько не удивлюсь, если он сделал Англию и Россию надежными друзьями». «Лично я считаю, — заключил он письмо, написанное в феврале следующего года, — что войны не будет… Франция флиртует с Россией. Как можно было предвидеть, все окончится тем, что Бисмарк позволит России делать на Балканах все, что ей заблагорассудится».
Не в последний раз не осуществилась надежда Ротшильдов на то, что Великобритания и Германия станут сотрудничать. Отчасти так случилось потому, что Солсбери больше импонировали планы нового Тройственного союза с Италией и Австрией, так как он стремился сохранить статус-кво на Средиземном и Черном морях. Хотя Италия и Австрия не казались внушительными союзницами для Великобритании, этого хватило, чтобы удержать Россию от решительных действий. Болгарии подобрали нового правителя, также дальнего родственника английской королевской семьи (Фердинанда Саксен-Кобург-Готского, сына одного из кузенов принца Альберта). Что еще важнее, он пользовался военной поддержкой Австро-Венгрии. В то же время, как утверждал Солсбери, Тройственный союз создал непрямую связь с Берлином через германский «Союз трех императоров», в который входили также Италия и Австрия. Образовалось шаткое равновесие, которое логически подразумевало (несмотря на все попытки Бисмарка сохранить остатки «Союза трех императоров») возобновление русско-французских дружественных отношений, хотя было пока неясно, достижимы ли они и способно ли их возобновление укрепить или ослабить вопрос сотрудничества Англии и Германии.
