Из остальных великих держав агрессивнее всего к захвату власти Великобританией в Египте отнеслась Франция; более того, во многом именно англо-французский антагонизм стал самой важной чертой дипломатической сцены в 1880-х — 1890-х гг. Как и в прошлом, такой антагонизм был весьма неудобен для Ротшильдов — гораздо неудобнее прочих международных разногласий — по той объективной причине, что в Лондоне и Париже находились два дома Ротшильдов, которые по-прежнему тесно сотрудничали. Но что они могли поделать? В 1886 г., во время французской экспедиции в Тонкин в Индокитае, французские Ротшильды взволнованно предсказывали Герберту фон Бисмарку, «что следующая европейская война будет между Англией и Францией». Какое-то время они надеялись, что положение улучшится с возвращением Розбери на пост министра иностранных дел в 1892 г.; но быстро стало очевидно, что, несмотря на нежелание подтверждать антифранцузские Средиземноморские соглашения Великобритании с Австрией и Италией, Розбери склонен продолжать франкофобскую политику своих предшественников. Его ужасали слухи (от которых решительно отказывались французские Ротшильды) о том, что в июле 1893 г. Франция планирует взять власть в Сиаме после военно-морского противостояния на реке Меконг. А в январе следующего года, когда посол Австрии выразил озабоченность в связи с планами России на Босфор и Дарданеллы, Розбери заверил посла, что он «не стал бы отрицать опасность вовлечения Англии в войну с Россией», добавив, что, если Франция встанет на сторону России, «нам придется потребовать помощи Тройственного союза, чтобы удержать Францию под контролем».
Естественно, главным поводом для англо-французских трений стали Египет и его южный сосед, Судан. Обстановка настолько обострилась, что в 1895 г. возможность войны между Англией и Францией казалась вполне реальной. Как мы помним, Розбери в январе 1893 г. заранее намекнул Ротшильдам о намерении правительства укрепить египетский гарнизон. В январе и феврале 1894 г. Альфред в ответ передал Розбери полученные им тревожные сообщения о растущей в Каире враждебности по отношению к британскому правлению. Становилось все очевиднее, что французское правительство также намерено проявить свое влияние над Фашодой на Верхнем Ниле. Боясь, что французский контроль над Фашодой скомпрометирует положение Великобритании в Египте, Розбери — в марте ставший премьер-министром — поспешил прийти к соглашению с королем Бельгии и сдал территорию к югу от Фашоды в аренду Бельгийскому Конго в обмен на полосу земли в Западном Конго. Маневры были нацелены на то, чтобы перекрыть французам доступ в Фашоду. В последовавших затем трудных переговорах французские Ротшильды стремились сыграть роль посредников, уверяя своих английских кузенов, что французское правительство не поголовно «состоит из англофобов». При этом они предупреждали, что британская политика в Африке в Париже кажется недопустимо «агрессивной». Все оказалось тщетным: попытки французского министра иностранных дел Габриэля Аното достичь какого-то компромисса по вопросу о Фашоде потерпели неудачу, и когда экспедиция, возглавляемая майором Маршаном, отправилась на Верхний Нил, заместитель Розбери сэр Эдвард Грей назвал экспедицию «недружественным актом». Именно в тот критический момент (июнь 1895 г.) Розбери подал в отставку, оставив Великобританию в беспрецедентной дипломатической изоляции.
К счастью для пришедшего к власти правительства Солсбери, тогдашнее поражение Италии со стороны абиссинских войск при Адуа помогло «сдуть французские паруса». Причины произошедшего Натти изложил Макдоннеллу для передачи Солсбери. «Французы в ужасной тревоге, как бы поражение Италии не привело к возрождению „Союза трех императоров“, — считал он, — [и поэтому] французское правительство сейчас не в том положении для того, чтобы доставлять нам серьезные неприятности». Правда, он предупредил Солсбери, что «если великие державы объединятся и вновь поднимут вопрос об эвакуации [Египта], правительство не сможет им противостоять». Тем самым он призывал действовать быстро. Ровно через неделю отдали приказ заново завоевать Судан
[202]. Когда преемник Аното Теофиль Делькассе отреагировал на победу Китченера над суданскими дервишами при Омдурмане, приказав оккупировать Фашоду, Ротшильды призывали Солсбери ответить на блеф французов. В сентябре Натти говорил Макдоннеллу, что Китченеру надо было отдать приказ «арестовать Маршана». Два месяца спустя, в разгар кризиса, Альфред уверял его, «что французы уступят и войны не будет. Он считает, — добавлял Макдоннелл, — что французская армия… в ужасном состоянии; правда, он высокого мнения о французском флоте… (это ханжеская точка зрения, которую лорд Ротшильд считает ерундой). Де Стааль [посол России] также сегодня утром говорил лорду Р., что, по его мнению, войны не будет».
Сознательно ли Натти ставил стратегические интересы Великобритании в Египте выше чувств своих парижских кузенов? Возможно; но более правдоподобное объяснение заключается в том, что французских Ротшильдов, как и в 1882 г., вполне устраивало доминирование Великобритании в Египте, пусть и за счет французской гордости. Нет никаких доказательств того, что Альфонс одобрял стремление Делькассе к конфронтации. Во всяком случае, Ротшильды знали достаточно и понимали слабость положения французов. Как говорил посол России Натти во время «фашодского кризиса», Санкт-Петербург ни за что не поддержит Париж в африканских делах — не более чем Париж поддерживает Санкт-Петербург в вопросах черноморских проливов.
«Фашодский кризис» представляет для нас интерес потому, что напоминает о том, как могла начаться (но не началась) война между великими державами. Так же важно помнить, что в 1895 и 1896 гг. и Великобритания, и Россия думали о том, чтобы при помощи флота овладеть проливами и установить прямой контроль над Константинополем. В том случае ни одна сторона не была настолько уверена в своей военно-морской мощи, чтобы рискнуть и пойти на такой шаг, после которого был бы почти неизбежен дипломатический кризис, не менее серьезный, чем кризис 1878 г. И здесь можно говорить о несостоявшейся войне, на сей раз между Великобританией и Россией. Помимо всего прочего, все эти конфликты доказывают: если нужно объяснить, почему в конце концов началась война, в которой Великобритания, Франция и Россия сражались на одной стороне, империализм вряд ли послужит ответом.
Франко-российское соглашение
Из всех дипломатических комбинаций, возникавших в тот период, самым логичным и со стратегической, и с экономической точки зрения было франко-российское соглашение. У Франции и России имелись общие враги: Германия между ними и Великобритания вокруг них. Более того, Франция была экспортером капитала, в то время как Россия, переживавшая индустриализацию, испытывала нехватку в иностранных займах. Более того, французские дипломаты и банкиры еще в начале 1880-х гг. начали обсуждать возможность о союзе Франции и России, основанном на французских займах.
Тем не менее важно понять, сколько препятствий существовало для подобного союза. Во-первых, имелись финансовые затруднения. Периодическая нестабильность на Парижской бирже — за кризисом «Юнион женераль» 1882 г. последовал крах «Контуар д’эсконт» в 1889 г. и кризис Панамского канала 1893 г. — вызывала сомнения в способности Франции справляться с крупномасштабными русскими операциями. Проблемы имелись и у России. Лишь в 1894–1897 гг. рубль наконец перевели на золотой стандарт, поэтому колебания обменного курса вплоть до того времени еще больше осложняли переговоры
[203]. И на рынках облигаций сохранялась настороженность по отношению к российским ценным бумагам. В 1880-х гг. цена российских пятипроцентных облигаций колебалась с необычной быстротой. В конце 1886 г. они резко упали, восстановившись в первой половине 1887 г., снова упали до низшей точки в 89,75 в начале 1888 г., но позже, в мае 1889 г., подскочили до пика в 104,25. Однако в 1891 г. произошло еще одно резкое падение. С марта по ноябрь новые четырехпроцентные русские облигации упали более чем на 10 %, с 100,25 всего до 90. И только после этого кризиса начался устойчивый рост, окончившийся кульминацией в августе 1898 г. (см. ил. 12.1).
