Однако Натти переоценил как власть Сити, так и власть палаты лордов. Во-первых, доводы, с помощью которых вина за «низкую цену английских ценных бумаг» возлагалась на «социалистические доктрины» правительства, оказались неубедительными. Как показал Липман, в период 1859–1914 гг. действительно существовала разница между средней доходностью консолей при правительствах консерваторов и либералов, однако эта разница была очень мала (менее 10 базисных пунктов) и скорее объясняется скачками инфляции и международным положением. Цена на консоли при Кэмпбелле-Баннермане и Асквите действительно падала, с пика в 90,4 в феврале 1906 г. до довоенного минимума в 71,8 в конце 1913 г. Но трудно было обвинять в таком падении фискальную политику либералов. Падение не сдерживало ни Асквита, ни его более радикального преемника Ллойд Джорджа. «Политика, — как иногда признавал Натти, — мало влияет на нашу фондовую биржу». Возможно, на отдельных «медведей» на рынке и «повлиял страх будущих законов, закона об умеренности и различных безумных планов, о которых говорят в связи с пенсиями по старости»; но «больше всего в Сити и на бирже беспокоятся… всегда о денежном рынке», на который гораздо больше влияния оказывает состояние золотого запаса, учетная политика Английского Банка и совокупность порождения нового долга в мировой экономике в целом.
Время от времени рынки отказывались вслед за Натти осуждать фискальную политику либералов: они не падали тогда, когда это ожидалось. Так, рынки не проявили негативной реакции на бюджет Асквита 1907 г., несмотря на то что Натти называл его «аморальным» и стремящимся к «постепенному уничтожению всех личных состояний». По правде говоря, позже ему пришлось признать свои сомнения в том, что «на рынок оказывают влияние… политические новости. Цены повышаются или понижаются в соответствии с финансовыми новостями дня, состоянием денежного рынка и новостями, которые поступают из других финансовых центров». «В долгосрочной перспективе, — писал он в начале 1908 г., когда рынки снова не отреагировали на законопроект о лицензировании, — всегда сказываются легкие деньги». Бюджет 1908 г. Натти также в целом осудил, но заметил, что «все рынки… хороши» и, судя по всему, фондовая биржа не отреагировала на недвусмысленные предупреждения министра финансов о «дальнейшем резком росте налогов на тех, кого он называет праздными богачами». Легкое падение консолей в конце лета того года и продолжительное падение во второй половине года, казалось, поддерживали точку зрения Натти, но ни одно падение не было вызвано единственно разговорами Ллойд Джорджа об «ограблении курятников». Более того, чем яснее становились намерения Ллойд Джорджа, тем меньше падали консоли: в первые пять месяцев 1909 г. цены на них, наоборот, росли. Самое большее, что можно сказать, — Сити сбросило со счетов «народный бюджет» за полгода до его публикации, и даже тогда его воздействие оказалось скромным и эфемерным. В «Вестминстер газетт» грубо подытожили нелепость позиции Натти, когда карикатурист изобразил, как он «бежит в Антарктику, переодетый пингвином», чтобы избежать налогов Ллойд Джорджа (см. ил. 13.1).
13.1. «Весь британский капитал экспортировали на Южный полюс в результате бюджетной революции, лорд Ротшильд бежит с Сент-Суизин-лейн, и ему удается проникнуть в Антарктику в костюме пингвина». — «Вестминстер газетт», 1909
Только когда размер налога угрожал напрямую отразиться на финансовых операциях, действовал довод о том, что фискальная политика ослабляет фондовый рынок. Таким образом, Натти находился на твердой почве, когда он — вместе со многими другими представителями Сити, с которыми консультировался Ллойд Джордж, — возражал против роста гербового сбора на внутренние и внешние векселя на том основании, что такая мера повлечет за собой «большой спад операций», а следовательно, и дохода. В конце концов канцлер казначейства принял этот довод, и первоначальный размер сборов был изменен, чтобы сократить налог на «операции средней величины» (определенные как операции на суммы, превышающие 1 тысячу ф. ст.). Здесь у банкиров в самом деле имелся рычаг давления. Но более важные предложения Ллойд Джорджа, очевидно, не создали «пертурбации в умах общественности» (то есть инвесторов в целом): несмотря на кампанию Натти, рынки после бюджета 1909 г. «были прочны». Более того, была многократно превышена подписка на заем, выпущенный Советом Лондонского графства сразу после публикации бюджета. Нельзя воспринимать всерьез и утверждения Натти, что рынки укрепились на фоне известия о том, что палата лордов отказалась принимать бюджет. Как написали в «Экономист», фондовая биржа «убедила себя [в том], что ее интересы не будут чрезмерно затронуты. Поэтому цены… подвержены чисто рыночным влияниям». До тех пор пока рынки сохраняли нейтралитет, сторонники правительства с тем же успехом могли утверждать, что кризис вызван отказом палаты лордов принять бюджет.
Главная причина в конечной неудаче, какую потерпела оппозиция Натти финансовой политике либерального правительства, заключается в следующем: хотя налоговая политика Либеральной партии казалась беспрецедентно прогрессивной, она была всецело ортодоксальной в том, что цель роста налогов заключалась в сбалансировании бюджета и, более того, сокращении государственного долга. Ллойд Джордж получил в наследство дефицит бюджета, став министром финансов, во многом это стало результатом экономического спада 1907 г., новой пенсионной системы и роста расходов на оборону. Главной целью «народного бюджета» было сокращение этого дефицита, что и было самым главным для большинства инвесторов, вложивших деньги в консоли. Вопрос, откуда взять деньги, был менее важным, и утверждения Натти, что любой излишек будет истрачен на «социалистические расходы, призванные потворствовать низшим классам», списали как нелепые. В одном и том же послании он допускал взаимоисключающие утверждения об «уничтожении капитала» и о «прочных и блестящих рынках».
Кроме того, Натти преувеличивал влияние палаты лордов по фискальным вопросам. Как признавал он сам, «палата лордов не в состоянии исправить [закон о финансах], но может лишь отклонить его в целом… что очень серьезно». Если необходимо было отклонить бюджет главным образом потому, что по нему предполагалось повышение налога на ту социальную группу, представители которой преобладали в палате лордов, — на богатую элиту, — можно было сделать доброе дело в связи с конституционной реформой. Уже в декабре 1906 г. Лансдаун отмечал, что он не сторонник противостояния с правительством, когда заявлял, что законопроект о торговых спорах — «пробный камень на последних выборах». Когда всерьез разгорелся «конфликт между палатой лордов и палатой общин» из-за поправок палаты лордов к биллю об образовании, Натти справедливо боялся, что возникшее из-за этого «возбуждение» «изрядно повредит правительству». Его опасения не подтвердились. Если, как он подозревал в феврале 1907 г., правительство хотело спровоцировать палату лордов, чтобы она отклонила «очень популярные меры», чтобы бороться на новых выборах по конституционному вопросу, ставки в самом деле были очень высоки. Неплохо было презрительно упоминать «избалованных и не перетруждающихся британских рабочих»; но в стране хватало низкооплачиваемых избирателей, получивших право голоса, чтобы сделать положение «тех, у кого что-то есть» — типичный для Натти эвфемизм, обозначавший очень богатых людей, — уязвимым с политической точки зрения.
