Однако в течение пяти лет все перевернулось. Возможно, «губительная финансовая политика» Ллойд Джорджа и не напугала рынки так, как надеялись Ротшильды. Но к лету 1914 г. в результате промежуточных выборов либеральное большинство в палате общин настолько сошло на нет, что канцлер казначейства потерпел унизительное поражение: внесенный им билль о финансах был отклонен. «Мистер Ллойд Джордж, — злорадствовал Натти 10 июля, — дискредитировал себя… даже в глазах собственных сторонников». Более того, канцлер казначейства очутился на краю такой финансовой пропасти, что ему пришлось просить о помощи не кого иного, как презираемого лорда Ротшильда.
Причиной кризиса стало непредвиденное событие, которому вначале не придали большого значения, — выстрел в Сараево.
«Ненависть вырвалась на волю»
В 1914 г. никто не был уверен в том, что начнется война. Ни империализм, ни система альянсов, ни другие объективные факторы не делали ее неизбежной. Однако такая возможность существовала. Вопрос заключался в том, какой будет война. Еще одной балканской? Европейской войной с участием России и Австрии, а поэтому, возможно, также Франции и Германии? Важно помнить, что третий вариант — мировая война с участием Британской империи — считался самым маловероятным из всех возможных. Для большинства очевидцев в Лондоне, включая Ротшильдов, более насущной угрозой представлялась гражданская война в Ирландии.
Активно участвуя в конфликте между палатой лордов и палатой общин по финансовым и законодательным вопросам, в 1909–1910 гг. Натти не забывал и о более давних спорах из-за земельной реформы и ирландского самоуправления. Выборы 1910 г., на которых ни одна из партий не получила большинства в парламенте, вновь вывели на первый план «ирландский вопрос». Отчасти по этой причине Натти внезапно стал осторожнее в своем отношении к законодательным делам. Он на многое был готов, чтобы вернуть во власть представителей Консервативной партии; он даже предлагал заем правительству меньшинства, возглавляемому Бальфуром, если ему будет отказано в поддержке либералами из палаты общин, — экстраординарное предложение. Но, как и Лансдаун и Бальфур, он боялся резкого наплыва пэров-либералов. Как только снова созвали парламент, битва из-за бюджета, которая велась в прошлом году, была отложена как дело проигранное; зато более старый и острый «ирландский вопрос» показался делом более выигрышным — при условии, что удастся сохранить большинство юнионистов в палате лордов. Поэтому появилась необходимость сдержать «молодых и горячих, а также старые „горячие головы“, которые не осознают последствий своих поступков».
Иногда спрашивают, проявлял ли горячность сам Натти по вопросу об Ольстере. Объединялся ли он так или иначе с теми представителями Консервативной партии, которые поощряли юнионистов из Ольстера подумать о вооруженном сопротивлении гомрулю? Согласно одному источнику, он «лично внес не менее 10 тысяч ф. ст. в поддержку добровольческих сил сопротивления Ольстера». Однако доказательства, которые содержатся в документах Милнера, спорны: вполне вероятно, Натти действительно обозначен буквой «Д» в списке вкладчиков в фонд обороны Ольстера. Однако этому противоречат совсем не воинственные письма Натти парижским кузенам. «Очень неприятно, дурно, я бы даже сказал, болезненно, — писал он 19 марта 1914 г., — читать о военных приготовлениях по обе стороны, а моряки и артиллеристы говорят так, словно Англия собирается затеять настоящую серьезную военную кампанию. До настоящего времени в решающий момент здравый смысл и добрая воля с обеих сторон оказывались достаточно сильными факторами, способными отвратить опасность, и проблема бывала решена. Повторится ли история в данном случае? Искренне на это надеюсь».
Через несколько месяцев он настаивал, что точку зрения «подавляющего большинства юнионистов… можно выразить несколькими словами: „Наш настоятельный долг сделать все, что… предотвратит гражданскую войну“. В начале июля он был настроен оптимистично: „Барометр мира“ определенно поднимается», — сообщал он в Париж. По его словам, в Сити считали, что «гражданскую войну в Ольстере удалось предотвратить» и что «Ольстерский вопрос будет решен, во всяком случае, на время». Натти «искренне надеялся», что именно так все и будет и что «тень [гражданской войны], которая столько месяцев нависала над страной», развеется.
Откровенно говоря, не считая того, что он испортил отношения с Либеральной партией, к 1914 г. Натти больше не был в курсе дел руководства Консервативной партии. Бальфур был его близким другом; преемник Бальфура, уроженец Глазго Бонар Лоу, его другом не был — отсюда «боль» Натти, когда Бальфур в ноябре 1911 г. решил уйти с поста главы партии. Натти едва знал Лоу, и несколько митингов в 1911 и 1912 гг. не изменили положения. Прослеживаются также личные и, возможно, политические расхождения. По мнению председателя Консервативной партии сэра Артура Стил-Мейтленда, семья вносила «12 тысяч ф. ст. в год и крупные суммы на выборах и подписывалась на крупные суммы в пользу также л[иберал]-ю[нионистов]», а также контролировала по крайней мере одно место в парламенте от Хита. Но кандидат на это место, которому благоволили Ротшильды, — Филип Сассун — больше не пользовался одобрением руководства
[221]. Когда в октябре 1911 г. к Натти обратился Герберт Гиббс с просьбой собрать в Сити еще денег на нужды руководства партии, Натти даже не ответил; когда Гиббс намекнул, что Бонара Лоу пригласят в Сити, чтобы он объяснил свою финансовую политику, Натти был против.
Дело было не только в личной неприязни. При Бонаре Лоу консерваторы не только проявляли бо‡льшую агрессивность в «ирландском вопросе»; они стали агрессивнее и во внешней политике, особенно когда речь заходила о Германии, — такое настроение поощряла все более германофобская пресса, поддерживаемая тори. Может показаться странным, что человек, который в 1909 г. выступал за расширенную программу строительства дредноутов, по-прежнему лелеял надежды на сохранение мира между Великобританией и Германией; однако Натти, очевидно, именно так и поступал. В конце концов, он подчеркивал, что, «выступая за очень сильный флот, [он] не имеет намерения подстегивать агрессивную политику». В 1912 г. Натти опубликовал прочувствованный очерк в сборнике, озаглавленном «Англия и Германия». В очерке он предстает стойким германофилом: «Чего нет у нас… общего с Германией? — спрашивал он. — Наверное, ничего, кроме их армии и нашего флота. Но союз самой мощной военной державы с самой мощной военно-морской державой должен… завоевать уважение всего мира и добиться мира во всем мире». Оглядываясь назад, можно назвать подобные утверждения почти трогательными. Однако в 1912 г., когда немцы фактически забросили гонку вооружений на море, Пауль Швабах возобновил усилия по развитию англо-германского сотрудничества. Вплоть до августа 1914 г. Швабах поддерживал регулярное сообщение с Ротшильдами.
Даже в 1914 г. почти не было оснований ожидать войны между Великобританией и Германией. И пусть сэр Эдвард Холден ужасался, узнав об огромной «военной казне», которая хранилась в башне Юлиуса крепости Шпандау, и призывал банки в Сити копить золото, чтобы в случае войны предоставить Английскому Банку адекватный запас. Натти отмахивался от подобных предложений, называя их «нелепыми». Когда в марте он принимал в Тринге посла Германии, то «решительно заявил: насколько он видит и насколько он понимает, причин бояться войны нет, как и осложнений». В июне и июле 1914 г. в Нью-Корте главным образом занимались «ирландским вопросом» и вели переговоры по бразильскому займу. Еще одним симптомом хороших финансовых отношений, которые превалировали тогда между Великобританией и Германией, стало то, что Макс Варбург три раза приезжал в Лондон, чтобы окончательно урегулировать роль своего банкирского дома в операции.
