Во всяком случае, решение Виктора держаться в стороне от финансов пробило в компании брешь, которую в силу молодости не могли заполнить его кузены. После ничем не примечательной карьеры в Кембридже Эдмунд, старший из двоих сыновей Лайонела, в октябре 1937 г. отправился в кругосветное путешествие, которое он завершил лишь в мае 1939 г. Хотя во время путешествия он навестил ряд важных агентов Ротшильдов (например, в Бразилии и Чили), было совсем не очевидно, что финансы — его призвание.
В то же время и Французский дом потерял партнера, хотя при совсем иных обстоятельствах. Смерть Эдмонда в 1934 г. за одну ночь перевернула политическое равновесие на улице Лаффита. Из-за того что старший сын Эдмонда, Джимми, передал свою долю отцу, его брату Морису — независимому политику — предстояло унаследовать примерно треть капитала компании, не говоря уже о половине 33 %-ного пакета Эдмонда в замке Лафит. Возможно, из-за его политической деятельности, а может быть, из-за его участия в имеющей сомнительную репутацию компании по недвижимости, кузены Мориса, Эдуард и Роберт, решили выкупить его долю. Однако Морис отказался действовать тихо. После того как три партнера не достигли соглашения по нерентабельной марокканской компании, в которую банкирский дом «Братья де Ротшильд» вложил 80 млн франков, Морис подал в суд, приводя в свою пользу условие, выдвинутое Джеймсом, «чтобы три ветви семьи, происходящие от него, всегда имели представительство». Договориться о выкупе его доли удалось лишь в сентябре 1939 г., после арбитражного суда. Впрочем, последующие события поставили под сомнение разумность такого раздела ресурсов французской ветви семьи. Однако в то время казалось, что Морисом можно пренебречь, особенно после того, как в банк пришел Ги. Как бы там ни было, все больше и больше повседневных дел Парижского дома и его обширной деловой империи поручали чужакам, особенно бывшему государственному служащему и министру общественных работ Рене Майеру.
Наводнение
Величайшая ирония судьбы состоит в том, что именно во время их величайшей слабости получил наибольшее распространение миф о власти Ротшильдов. Взлетевшие к власти на волне Великой депрессии, и левые и правые радикалы во Франции, Германии и Австрии подвергали семью беспрецедентным нападкам. Конечно, Ротшильдам было не привыкать к подобной критике с обеих концов политического спектра: они уже больше ста лет привлекали к себе всеобщее внимание. Новым стало то, что риторика впервые переходила в конкретные действия.
Во Франции враждебность к Ротшильдам во многом оживили события 1934 г. Самоубийство мелкого мошенника Ставиского в январе положило начало еще одному финансовому скандалу, которые стали характерной чертой Третьей республики. Через месяц — отчасти как следствие неумелых попыток правительства добраться до сути аферы — произошла попытка правого переворота, произведенная свободной коалицией «лиг», варьировавшихся от довольно старой группы «Аксьон франсез» Шарля Морраса до более «молодежной» группы «Огненные кресты», ассоциации ветеранов, возглавляемой полковником Франсуа де ла Роком. Хотя попытка провалилась, правительство Эдуара Даладье вынуждено было уйти в отставку. Позже в том же году, на ежегодном конгрессе Радикальной партии, Даладье разразился тирадой против «двухсот семей»
[242], которых он называл «хозяевами французской экономики и, следовательно, французской политики». «Есть силы, — угрожающе добавил он, — которые не должно терпеть демократическое государство». Намек раздули год спустя в коммунистической газете «Юманите», где проводились связи между Ротшильдами и ла Роком. На самом деле ла Рок получал деньги от промышленника Эрнеста Мерсье, да и Роберт де Ротшильд не возражал против того, чтобы его видели рядом с Роком в синагоге на улице Виктуар 14 июня 1936 г. Но практически все остальные правые силы Франции — в том числе такие литераторы, как Селин и Пьер Гаксотт, редактор еженедельника «Же сюи парту» («Я — повсюду»), — были антисемитскими. В январе 1939 г. журнал Морраса «Аксьон франсез» обвинил Ротшильдов в том, что они провоцируют войну между Францией и Германией, защищая немецких евреев.
Однако первая возможность воплотить угрозы в жизнь появилась у левых. В 1936 г. радикалы, социалисты и коммунисты объединились, образовав правительство Народного фронта, которое, среди прочего, обещало добиться «освобождения государства из тисков финансового феодализма, учредив суверенитет государства над Банком Франции, распустив его совет директоров». Роберт справедливо предвидел «трудные дни, недели, месяцы, так как все небеса — внутренние, финансовые и внешние — ужасно черны». Придя к власти, Народный фронт достиг гораздо меньших результатов, чем надеялись его самые радикальные сторонники. Правда, новое правительство стремилось разбавить власть «двухсот семей», дав Банку Франции новый совет, в котором акционеров перевешивали «эксперты». Но Народный фронт не национализировал Банк Франции. Даже окончание концессий на семь главных железнодорожных линий для частных компаний едва ли можно назвать конфискацией. Когда государство взяло под контроль Северную железную дорогу, «Компани дю нор» не прекратила свое существование; наоборот, она получила взамен 270 тысяч акций в новом «Национальном обществе железных дорог», гарантированные ежегодные проценты по его доходам и место в правлении. Можно утверждать, что, отчасти благодаря невыгодной сделке Рене Майера, компании в целом вышли из операции с прибылью, поскольку государство приняло на себя долги на общую сумму в 6 млрд франков, в то время как компаниям удалось сохранить активы, не имеющие отношения к железным дорогам.
В 1933 г. в Германии к власти пришла гораздо более безжалостная коалиция во главе с Национал-социалистической немецкой рабочей партией (НСДАП). Враждебность к Ротшильдам была свойственна нацистской пропаганде с самого ее зарождения, несмотря на то что Франкфуртский дом был ликвидирован, когда Гитлеру не исполнилось и 12 лет. Вскоре эта враждебность вылилась в действия. Сначала нападки были по большей части символическими: в декабре 1933 г. Ротшильдаллее во Франкфурте была переименована в Каролингераллее, а с Луизенплац и Матильденштрассе сняли памятные таблички в честь членов семьи. Однако в апреле 1938 г. вступило в силу «Постановление о регистрации еврейских активов», и имущество Ротшильдов попало под прямой удар. После спланированных антисемитских демонстраций в ноябре следующего года («Хрустальная ночь») почти все многочисленные благотворительные и образовательные фонды Ротшильдов — их было около 20 — распустили, за исключением зубоврачебной клиники «Каролинум», которая перешла в подчинение Франкфуртского университета. Самый крупный из этих фондов, «Фонд барона Вильгельма Карла фон Ротшильда», был «ариизирован» под давлением городских властей, поэтому отовсюду вычеркнули ссылки на его основателя. В то же время Ассоциация немецких евреев вынуждена была продать муниципалитету Франкфурта педиатрическую больницу имени Матильды фон Ротшильд, фонд Георгины Сары фон Ротшильд в помощь больным иностранным евреям и резиденцию Ротшильдов на Гроссер-Вольграбен, 26. Кроме того, гестапо конфисковало санаторий А. М. фон Ротшильда для легочных больных в Шварцвальде. По крайней мере еще четыре учреждения, основанные Ротшильдами, постигла та же участь
[243].
