Лишь несколько месяцев спустя майор Эдмунд де Ротшильд ввел свою батарею 200-го (еврейского) полевого полка, который входил в еврейскую пехотную бригадную группу, образованную в ноябре 1944 г., в город Мангейм «через арку, на которой до сих пор видна отвратительная надпись Judenrein („свободен от евреев“)». Когда они въехали в город, люди начали кричать: «Die Juden kommen! Die Juden kommen!» («Евреи пришли!») Несколько месяцев спустя он нанес визит в убежище Гитлера в горах, «Орлиное гнездо». «При виде массы разбитого севрского фарфора, — позже вспоминал он, — я гадал, не украден ли он из дома кого-то из моих кузенов». Возможно, так оно и было.
Эпилог
Первое важное достоинство семьи — единство.
Сэр Ивлин де Ротшильд, 1996 г.
В наши дни посетитель Нью-Корта входит в черно-белое мраморное здание в современном стиле. В вестибюле, однако, сразу бросается в глаза написанный в 1920 г. портрет Натана Ротшильда и его семьи кисти Уильяма Армфилда Хобдея. Портрет не висел бы там, если бы компания «Н. М. Ротшильд и сыновья» не сознавала своей истории — и не гордилась ею. Не была бы тогда написана и эта книга. Стоит, однако, задаться вопросом, какое конкретное отношение имеет прошлое банка к его настоящему и будущему. Почти весь XIX в. «Н. М. Ротшильд» являлся частью самого большого банка в мире, который господствовал на международном рынке облигаций. Для сравнения с современностью можно представить себе слияние таких гигантов, как «Меррил Линч», «Морган Стэнли», «Дж. П. Морган» и, возможно, еще «Голдман Сакс»… Наверное, надо прибавить к ним и Международный валютный фонд, учитывая ту роль, какую в XIX в. сыграли Ротшильды в стабилизации финансов многочисленных государств. Сегодня же банк занимает относительно малую нишу на рынке международных финансовых услуг; его затмили такие гиганты, как HSBS, «Ллойдс — TSB» и планируемый огромный конгломерат Citigroup. Служит ли взгляд в прошлое чем-то большим, чем упражнение в ностальгии? На этот вопрос я хочу ответить в своем эпилоге. Его следует считать не историей банка после 1945 г., а очерком о той роли, какую сыграла история в его послевоенном выживании и нынешнем успехе
[251].
Продолжение
История банка «Н. М. Ротшильд и сыновья» могла окончиться в 1940-х гг. Тем, что она не прервалась, банк во многом обязан Энтони де Ротшильду. После блестящей юности в Харроу и Кембридже и выдающихся заслуг во время Второй мировой войны он посвятил жизнь сохранению своего наследия как Ротшильда. Подобно многим своим предкам, Энтони был страстным коллекционером, питавшим особую любовь к китайской керамике. Кроме того, он был заядлым поклонником французского кларета
[252]. В 1925 г. его приняли в «Жокей-клуб»; он содержал конюшню своего отца и дом в Ньюмаркете. В 1926 г. он женился на Ивонне Каэн д’Анвер, семью которой отождествляли с «Братьями де Ротшильд» с 1850-х гг. (он и познакомился с будущей женой в доме маркиза Кру, когда последний был послом в Париже). Его роль в еврейской общине также продолжала деяния предков: подобно своему дяде Натти, он был председателем «Компании Четырехпроцентного промышленного жилья»; подобно своему отцу, а до него — двоюродному деду Энтони, он был президентом «Бесплатной еврейской школы». Однако с самыми сложными задачами Энтони столкнулся при сохранении самой главной роли своей семьи: роли банкира.
Для решения таких задач пришлось приложить немало трудов. Каждый день он ездил на поезде со станции Лейтон-Баззард (ближайшая станция к его дому в Аскоте) на Юстонский вокзал, а оттуда — в Нью-Корт. По воспоминаниям Гарольда Николсона, в 14.30 «спешно подавался» обед в столовой для партнеров, «потому что после обеда снова кипела работа… вращались большие колеса Дома Ротшильдов». По правде говоря, война значительно уменьшила размер «колес» банкирского дома «Н. М. Ротшильд» — и подход Энтони не был рассчитан на то, чтобы заставить их вращаться на большой скорости. «Все знают, где мы живем, — говорил он, по воспоминаниям Роналда Пейлина. — Те, кто хотят иметь с нами дело, пусть приходят и поговорят с нами». Если считать эти слова лозунгом послевоенного мира, возможно, они отдавали чрезмерным фатализмом. Эдмунд, вернувшись с войны, нашел, что жизнь в Нью-Корте стала спокойной: партнеры прибывали в «Комнату» между 10 и 10.30 и все утро просматривали входящую почту, «чтобы проверить, есть ли что-то похожее на результат в каких-нибудь операциях»: «В те дни мы так относились ко всем письмам, чекам, облигациям, векселям и прочим бумагам, которые требовали подписи кого-то из партнеров… Вследствие этого подписи всегда дожидалась масса документов… Если когда-либо, перед тем, как поставить свою подпись на документе, я отваживался сказать Тони: „…К сожалению, я этого не понимаю“, он неизменно отвечал: „Да. Откуда тебе понять“».
Если не считать короткой и не слишком удачной стажировки в Нью-Йорке, в «Гаранти траст» и банке «Кун, Лёб и Ко» (где его «заставляли чувствовать себя бедным родственником»), Эдмунд, до того как стал партнером, почти не получил финансовой подготовки. Его младший брат Леопольд, который стал партнером в 1956 г., тоже стажировался в компании «Кун, Лёб и Ко», а кроме того, в «Морган Стэнли» и «Глин, Миллс»; но Энтони посоветовал ему не изучать экономику в Кембридже именно потому, что Леопольд должен был стать партнером. Строго говоря, и бывшего казначея «Ллойда» Дэвида Колвилла, который пришел в Нью-Корт и стал фактически партнером, нельзя было назвать «чужаком»: он был пасынком маркизы Кру, дочери Ханны Розбери. Почти все повседневные дела были оставлены на Хью Дэвиса, который сменил Сэмюэла Стефани в роли генерального управляющего, и его помощника Майкла Бакса — они оба выслужились «из низов», много лет работая в банке «Н. М. Ротшильд».
Подобный распорядок не делал компанию уникальной в тогдашней спокойной и размеренной атмосфере Сити, больше подходившей какому-нибудь закрытому клубу. Дополнительным препятствием служило то, что в послевоенной Великобритании сохранялись многие черты управления экономикой военного времени. Не в последнюю очередь дело было связано с ограничениями на экспорт капитала, что всегда составляло основу операций Ротшильдов. Бреттон-Вудская система почти не оставляла места для традиционных международных выпусков облигаций. Более того, тогда в зените находился британский социализм, и, хотя лейбористы, руководимые Эттли, были гораздо больше обязаны таким либералам, как Беверидж и Кейнс, чем Марксу, их нельзя заподозрить в дружелюбном отношении к Сити. Вот какие взгляды высказывал один сторонник Лейбористской партии, у которого взяли интервью в январе 1948 г.: «Я не считаю, что людям следует позволять иметь много денег, если они их не заработали; быть сыном богача — недостаточно веский повод… Мы привыкли сочетать правление консерваторов со следующими условиями: безработица, недостаточное питание, ограниченность, непопулярность за границей, недостаточное… образование и недостаточные возможности, неразвитые ресурсы и недостаточное противодействие фашизму… Единственное время, когда некоторые из этих недостатков были исправлены, наступило во время войны, когда…
