Французские Ротшильды, наоборот, главным образом хотели закрепить за собой концессии на увядающую Сарагосскую линию. С этой целью они готовы были и дальше предоставлять Испании небольшие ссуды и даже новый крупный заем: как справедливо выразился Энтони, «в первую очередь барон думает о железных дорогах». Мучительные переговоры 1867 г. вращались вокруг запрета хождения испанских облигаций на французской бирже, который был наложен в 1861 г. в попытке бороться с экспортом капитала. Французский премьер Эжен Руэр признавался, что хотел бы покончить с запретом — и таким образом допустить новый испанский заем — при условии, что испанское правительство приведет в порядок финансовые дела. Вопрос заключался в том, получит ли Сарагосская линия после реорганизации какие-либо преференции, к которым стремился Джеймс. Впрочем, до конца неясно, зачем испанскому правительству понадобилось занимать от 10 до 100 млн франков просто для того, чтобы передать их контролируемым Францией железнодорожным компаниям. Переговоры, которые начались от имени правительства Нарваэса и велись банком Саламанки, еще тянулись, не приводя ни к каким результатам, когда грянула революция — к тому времени Нарваэс уже умер, а банк Саламанки обанкротился. «Немного надежности и стабильности в политической системе, — ворчал Альфонс, — были бы куда действеннее, чем любая субсидия». Однако его надеждам не суждено было осуществиться: в сентябре коалиция генералов, возглавляемая Хуаном Примом, начала успешную революцию, свергнув королеву Изабеллу. Более того, одной из причин, по которой переговоры о займе оказались безрезультатными, скорее всего, стали опасения банкиров, которые предчувствовали мятеж. Как признавался Альфонс, Вайсвайлер «давно предчувствовал катастрофу».
Наполеон в Ферьере
Само по себе примечательно, что Альфонс мог рассчитывать на поддержку со стороны французского правительства в переговорах с Испанией. На первый взгляд роль Франции в объединении Италии можно считать одним из наивысших достижений Наполеона III, и Вторая империя никогда не выглядела более внушительной извне, чем в начале 1860-х гг. В апреле 1861 г., когда Лайонел посетил Париж, он был потрясен масштабной перестройкой города, проведенной под руководством барона Жоржа Османа. «Не скрою, — полушутя заметил он, увидев широкие новые бульвары, проложенные на месте тесных переулков старого города, — мне жаль, что нельзя позаимствовать такого человека, как император, чтобы он кое-что изменил и в старом Лондоне». Однако под внешним лоском скрывались серьезные недостатки Второй империи. Отчасти они были дипломатическими. Ничто так не настроило против Наполеона английских либералов, как захват Савойи и Ниццы в марте 1860 г.; такое подтверждение «огромных планов», сродни планам его дяди, сводило на нет все дипломатические плюсы англо-французского торгового договора, подписанного в том же месяце. По мнению Джеймса, англо-французские противоречия сулили Франции одни неприятности; он считал, что все произошедшее стало результатом отречения Луи-Филиппа. «Самые революционные достижения во французской внутренней политике, — говорил он в октябре 1859 г. новому австрийскому послу Рихарду Меттерниху, — не так глубоко повлияют на здешний финансовый мир, как разрыв с Англией». «Очень жаль, — заметил Майер Карл в марте следующего года, — что благоприятное впечатление от договора страдает из-за всех неудачных речей [об Италии], которые ни к чему хорошему не ведут… и могут испортить взаимопонимание, которое должно существовать между Англией и Францией во имя общей безопасности в Европе». По словам одного дипломата, «крупные парижские финансисты, и особенно Ротшильды… сеют панику и кричат во всеуслышание, что война между двумя великими морскими державами неизбежна».
Такое охлаждение отношений отразилось и на экономике. Гражданская война в США привела начиная с 1860 г. к утечке золота из Европы через Атлантику. Процесс затронул и Лондон, и Париж; но в то время, как Английский Банк для защиты своих резервов полагался главным образом на рост учетной ставки, Банк Франции еще не совсем перешел к строгой имитации методов «Старушки с Треднидл-стрит». Отчасти для того, чтобы избежать дальнейшего роста учетной ставки — против чего высказывались некоторые директора, — управляющий Банком Франции в ноябре 1860 г. разрешил закупать золото в Лондоне. К сожалению, его агент совершил ошибку и пошел на конфронтацию, изъяв 300 тысяч ф. ст. напрямую из самого Английского Банка. Альфонс осудил его действия. Договор об обмене 50 млн франков золотом из Английского Банка на эквивалентную сумму серебром из Банка Франции предоставил Банку Франции лишь временную передышку, причем Банк Франции подвергался дополнительному давлению из-за ненормально большого французского торгового дефицита и финансовых потребностей правительства.
Эти трудности вынудили правительство обратиться к Ротшильдам. В октябре 1861 г. договорились о сложной операции, посредством которой банк «Братья де Ротшильд» и еще пять парижских банков (Хоттингера, Фульда, Пилле-Виля, Малле и Дюрана) выписали векселя сроком на три месяца на Лондонский дом и банк Бэрингов на общую сумму в 2 млн ф. ст., с целью сократить наценку на векселя в фунтах стерлингов и остановить утечку золота через Ла-Манш. В то же время Банк Франции продавал рентные бумаги (отчасти шло вразрез с указанными операциями на открытом рынке, поскольку Банк выпустил на 50 млн франков векселей меньшего достоинства). Однако предпринятые меры так и не разрешили трудностей Банка Франции, которые продолжались и в 1862–1864 гг., когда золото и серебро направлялось в Египет и Индию, где во время блокады американского Юга находились основные поставщики хлопка для европейской текстильной промышленности.
Для Ротшильдов дефицит денег означал восстановление влияния; точнее, он означал падение влияния многих их конкурентов. В 1861 г. Жюля Миреса арестовали за мошенничество. Джеймс радовался его падению. «Ротшильд ликует, — заметил Мериме, — и говорит, что он единственный барон в этой сфере». Кроме того, в начале 1860-х гг. проявились первые признаки уязвимости «Креди мобилье». Вложив много средств в недвижимость через свою дочернюю компанию, «Компани иммобильер», Перейры в 1864 г. поняли, что с трудом сводят концы с концами. По мере того как гасли эти звезды 1850-х гг., Альфонс, напротив, прибавлял в весе. В совете директоров Банка Франции к нему прислушивались как к стороннику экономической ортодоксальности. В октябре 1864 г. Альфонс назвал «Креди мобилье» «главным виновником» денежного кризиса, и «единственное лекарство заключается в энергичном сопротивлении Банка». Он опасался, что отмена конвертируемости франка станет последней надеждой Перейров на выживание. «Положение в самом деле критическое, ибо это борьба не на жизнь, а на смерть между старой… и новой системой… между „Креди мобилье“ и банками страны». Поэтому показания, которые он и его отец давали на заседании комиссии по расследованию финансового положения в 1865 г., стали «некрологом заранее» по амбициям Перейров заменить Банк Франции более экспансионистской системой кредита. «Вы хотите учредить дюжину банков? — спросил Джеймс у комиссии, ссылаясь на просьбы Перейров о либерализации кредитно-денежной политики. — Вы желаете дать им право денежной эмиссии? Где тогда окажется доверие? Допустим, я возглавляю небольшой банк, у которого мало денег, а ему нужно много. Я бы не стал принимать меры предосторожности, а сказал бы: „Будь что будет! Какой-нибудь другой банк придет мне на выручку. Вот как поступят все маленькие банки… они будут смотреть на Банк Франции, как на материнский банк, который обязан платить за глупость других“».
