Предполагалось, что Ротшильды были против мексиканской авантюры. Однако дело обстояло наоборот. У Ротшильдов, как мы помним, имелись интересы в Мексике. Более того, Натаниэль Давидсон тревожился, что потеряет не менее 10 тысяч долларов, если правительство Хуареса откажется признавать договоры, подписанные его консервативным предшественником, особенно в том, что касалось церковных земель, под обеспечение которыми Давидсон предоставил заем в сумме около 700 тысяч долларов. Под угрозой находился и приобретенный им металлургический завод в Сан-Рафаэле. Поэтому Давидсон приветствовал высадку европейских войск в Веракрусе и жалел только о том, что они не двигались быстрее, чтобы сбросить Хуареса. Он поспешил помочь французскому казначею экспедиции, учтя векселя и предоставив ему несколько миллионов долларов золотом из Калифорнии. И в Максимилиане Ротшильды также были косвенно заинтересованы: его жена была дочерью Леопольда, короля Бельгии, давнего приятеля Ротшильдов, который еще в 1848 г. доверил ее наследство Парижскому дому. Как только французское правительство подняло вопрос о мексиканском займе, Ротшильды перестали скрывать свою заинтересованность.
Конечно, Джеймс всегда скептически относился к успеху такого займа. «Не понимаю, — размышлял он в августе 1863 г., — как австрийский принц сможет получить титул императора благодаря французским штыкам, а если французы не останутся, кто гарантирует, что налоги будут собираться по-прежнему и проценты будут выплачиваться [по займу]». Кроме того, он правильно предвидел, что окончание Гражданской войны в США ослабит положение французов. Даже если заем будет взят на комиссию, Джеймс не хотел, чтобы его банкирский дом выпускал облигации, которые вполне могут обесцениться, если вся авантюра окончится фиаско. Но его сомнения вовсе не означали, что он был настроен против займа; они просто объясняют его нетипичное желание действовать в тандеме с Бэрингами. Он стремился разделить риск и усилия, какие они с Альфонсом затратили, чтобы заручиться согласием лондонских держателей облигаций на их условия. В конечном счете ему не хотелось уступать мексиканский заем таким конкурентам, как «Креди мобилье» и банк Глина, и он прилагал энергичные усилия к тому, чтобы сохранить его за собой. Мысль о новом мексиканском банке казалась ему в перспективе «золотой операцией»; он был разочарован, когда и с этим замыслом пришлось распрощаться. Неожиданно Ротшильды оказались в уязвимом положении из-за того, что Давидсон слишком рьяно дисконтировал векселя не только для французской армии, но и для самого Максимилиана. Когда объявили об эвакуации французов, у них, к ужасу Давидсона, остались векселя обреченного режима Максимилиана стоимостью около 6 млн франков.
Следовательно, у Ротшильдов имелись законные, пусть и не оправдавшие себя, коммерческие причины для поддержки мексиканской авантюры. В пользу такого шага говорил и более тонкий и, может быть, более важный побочный довод: безрассудная трата материальных и людских ресурсов в далекой Мексике отвлекала Францию от Центральной Европы. Последнее становится ясным из личной переписки: как недвусмысленно выразился Джеймс в июне 1863 г., посылка денег и войск в Мексику «невыгодна для казначейства, зато отменяет войну за Польшу» (см. следующую главу). Однако последствия такого ослабления Франции окажутся далекоидущими, причем гораздо больше, чем он предвидел. Альфонс не преувеличивал, когда писал, узнав о казни Максимилиана: «Не следует заблуждаться: трагическая гибель бедного Максимилиана — событие, которое могло бы иметь очень серьезные последствия. В стране [во Франции] царит общее недовольство, проистекающее из легкомыслия, с каким… относятся к вопросам как внутренней, так и внешней политики. Отсюда общая неуверенность в будущем, которая влияет на все операции».
Это недомогание было «падением», о котором давно предупреждал Джеймс.
Глава 4
Кровь и серебро (1863–1867)
Мы не работаем на короля Пруссии.
Джеймс де Ротшильд, 1865
[57]
Принимая приглашение Амшеля отобедать у него во Франкфурте в июне 1851 г., Отто фон Бисмарк едва ли сознавал, чьему примеру он следует. За тридцать лет до того Меттерних также «отобедал» у Амшеля; обед положил начало долгой и взаимовыгодной дружбе между австрийским канцлером и Домом Ротшильдов. Ротшильды и занимались личными финансами Меттерниха (часто на льготных условиях), и наладили тайный канал для быстрой дипломатической связи; Меттерних в свою очередь снабжал их важными политическими новостями и отводил им привилегированное положение не только в финансах империи Габсбургов, но и в австрийском обществе. Очевидно, Амшель надеялся, что отношения Ротшильдов с Бисмарком пойдут по тому же образцу; и какое-то время его ожидания не казались несбыточными.
Хотя антиавстрийская политика Бисмарка стала причиной недолгого конфликта с Ротшильдами в то время, когда он был посланником Пруссии во Франкфурте, ни одна сторона не приняла происходящее близко к сердцу. Позже Бисмарк поручил свои личные финансовые дела Франкфуртскому дому, который выступал также в роли официального банка прусской делегации. Банк «М. А. Ротшильд и сыновья» вел дела Бисмарка до 1867 г. Как и Меттерних, Бисмарк был небогат до 1866 г.; однако, в отличие от Меттерниха, он никогда не стремился много занимать у Ротшильдов, хотя и слегка превысил кредит в 1866 г.: его расходы (27 тысяч талеров) превысили жалованье министра-председателя (15 тысяч талеров) и доход от его имений (около 4 тысяч талеров). Однако позже, когда Бисмарк получил в награду от ландтага Пруссии 400 тысяч талеров за победу над Австрией, он без труда вернул долг. До того времени Бисмарк рассчитывал на Ротшильдов главным образом как на банк, который обслуживает его текущий счет. Так, он воспользовался услугами Парижского дома, чтобы оплатить свои значительные расходы (10 550 франков) во время посещения Биаррица в 1865 г. В начале каждого года Бисмарк требовал предоставить ему сальдо по его счету, «чтобы я произвел подсчеты, как будто [я завожу часы] по солнечным часам». Вдобавок из-за того, что его сальдо часто бывало активным — например, в июне 1863 г. положительное сальдо составляло 82 247 гульденов, — Ротшильды выплачивали ему проценты (из расчета 4 %) и время от времени делали инвестиции от его имени. В какой-то момент до 1861 г. они купили для него акции пивоваренного завода «Берлин Тиволи», контрольный пакет акций которого находился у Франкфуртского дома (среди других мажоритарных акционеров был кельнский банк Оппенгеймов).
Как показал Фриц Штерн, после 1859 г. Бисмарк постепенно перепоручал свои личные финансовые дела Герсону Бляйхрёдеру, который за четыре года до того унаследовал берлинскую компанию своего отца Самуэля. Но это вовсе не означало разрыва его отношений с Ротшильдами. Бляйхрёдер какое-то время был одним из главных берлинских банкиров, с которым Ротшильды вели дела, и, судя по всему, именно Майер Карл порекомендовал его Бисмарку. Более того, Бляйхрёдер очень старался снабдить Ротшильдов любыми обрывками политических сведений, какие ему удавалось собрать в Берлине. Например, в марте 1861 г. он более или менее точно предсказал, что дальнейшие успехи либералов на выборах приведут к полному разрыву отношений короля и ландтага «по вопросу об армии», за которым «через три месяца» последует «еще один роспуск парламента, а в конце нас ждут изменения в законе о выборах и министр-реакционер или полная ликвидация палаты». Его сведения получили дальнейшее развитие после возвращения Бисмарка в Берлин из Санкт-Петербурга. В его письмах все чаще появлялась фраза «по личной информации от герра фон Бисмарка». Сначала Бляйхрёдер решил, что «непопулярный» «реакционер» Бисмарк долго не продержится. Однако постепенно он завязал более тесные отношения с осажденным премьером, не в последнюю очередь потому, что Бисмарк желал использовать его в качестве канала связи с Джеймсом в Париже. Как выразился помощник Бисмарка Роберт фон Койделл, Джеймс «всегда имел свободный доступ к императору Наполеону, который позволял ему откровенно высказываться не только по финансовым, но и по политическим вопросам. Поэтому удобно было посылать императору через Бляйхрёдера и Ротшильдов те сведения, для которых официальный канал казался неприемлемым». Встречи с Койделлом и самим Бисмарком становились все регулярнее; вскоре письма Бляйхрёдера были полны ссылок на его «надежный источник».
