Только когда Ансельм пригрозил образовать консорциум с Эрлангером и другими банками, остальные дома Ротшильдов поспешно согласились принять участие в том, что в конечном счете вылилось во второй выпуск премиальных облигаций 1860 г. Угроза Ансельма стала признаком растущего отчуждения между Венским домом и другими домами Ротшильдов; она крайне разозлила Майера Карла и Джеймса. То же самое повторилось год спустя, когда австрийский министр финансов Брентано заговорил еще об одном займе. Ансельм снова привел Джеймса в ярость, согласившись действовать в компании с двумя конкурирующими синдикатами, образованными для участия в займе. В компанию вошли «Креди мобилье», его лондонские подражатели — «Интернэшнл файнэншл сесайети» (International Financial Society) — и новый Англо-австрийский банк, учрежденный ранее в том же году Джорджем Гренфеллом Глином. Более того, этот свободный консорциум в конце концов просто выдал Брентано заем на 4 млн ф. ст. На следующий год, когда правительство захотело консолидировать этот краткосрочный заем, выпустив облигаций на 70 млн гульденов, помимо «Кредитанштальта», в торгах принял участие лишь еще один банк. «Кредитанштальт» предложил подписку всего на 19 миллионов.
Итак, Ротшильды возобновили финансовую поддержку австрийского правительства в основном в попытке сохранить семейное единство «против всех»; при этом Джеймс постоянно выражал пессимизм в связи с судьбой австрийских облигаций. Он много продавал и летом 1862 г., и на следующий год. Неожиданное возобновление конфликта из-за Шлезвиг-Гольштейна в ноябре 1863 г. подтвердило его опасения: он не видел для Австрии никаких преимуществ в том, что она встанет на сторону Пруссии против аннексии Данией Шлезвига и Гольштейна, тем более что их интервенция не получила одобрения на съезде Германского союза во Франкфурте. Правда, технически Дания нарушала Лондонский договор; но война, которая началась в феврале 1864 г., казалась большинству членов семьи нелепой: Шарлотта называла ее «обыкновенным капризом королей, императоров и герцогов — членов королевского семейства». Более того, она склонна была сочувствовать датчанам. Подобные чувства получили широкое распространение как в Лондоне, так и в Париже. Джеймс же предвидел лишь рост расходов, которые Австрия не могла себе позволить. Все происходящее еще больше затрудняло продажу последнего транша австрийских облигаций, хотя, разумеется, он сразу же разглядел возможность предоставить заем Дании в том случае, если на нее наложат контрибуцию
[61].
Джеймса особенно тревожило то, что сразу после поражения Дании союз между Австрией и Пруссией распался: объединившись против Дании (и против иностранного арбитража, к какому безуспешно пытались прибегнуть Франция и Великобритания), они так и не сумели договориться между собой о том, как поступить со Шлезвигом и Гольштейном. На встрече двух монархов в Шёнбрунне обсуждались различные комбинации, но Вильгельм не соглашался отдать прусскую землю в обмен на Шлезвиг и Гольштейн, в то время как Франц Иосиф по-прежнему отказывался удовлетворить старое требование Пруссии о военной гегемонии на севере Германии. Австрийцы все больше тяготели к излюбленному решению немецких либералов: чтобы обе спорные территории отошли герцогу Августенбургскому. Однако в феврале 1865 г. Бисмарк признался: он пойдет на такой шаг, только если Шлезвиг и Гольштейн сделают всецело зависимыми от Пруссии. Его демарш (всего через несколько месяцев после того, как он заблокировал заявку Австрии на вступление в Таможенный союз) сделал вполне реальной угрозу еще одной, более серьезной войны — между Австрией и Пруссией. Положение Австрии еще больше ухудшилось. Самое любопытное, что Ротшильды выбрали именно этот момент, чтобы принять на себя 3 млн ф. ст. из займа 1859 г., номинированного в фунтах стерлингов, в том числе 500 тысяч ф. ст. «а форфэ» (операция, при которой финансовый агент выкупает без права регресса коммерческое обязательство заемщика перед кредитором; основное условие — все риски по долговому обязательству переходят к форфейтеру без права оборота на продавца обязательства). И снова единственным обоснованием для такого безрассудно смелого шага оказалось стремление расстроить планы еще одного конкурента, Ланграна-Дюмонсо, который вынашивал план Австрийского ипотечного банка и обеспечения займа императорскими землями. Судя по всему, Австрия обанкротилась, когда Шмерлинга на посту канцлера в июле 1865 г. сменил Белкреди. Новый канцлер столкнулся с дефицитом в 80 млн гульденов. Никаких явных способов покрыть его, кроме других займов у банков, не было.
Австрия еще ниже пала в глазах Джеймса после того, как неплатежеспособной оказалась семья Эстерхази, которой Франкфуртский и Венский дома предоставляли займы начиная с 1820-х гг. В 1861–1864 гг. не менее 6,3 млн гульденов удалось добыть путем выпуска облигаций под обеспечение земель Эстерхази. В июне 1865 г. Пал Эстерхази вынужден был приостановить платежи по премиальным облигациям, носящим его имя, вызвав бурю общественного осуждения, направленного на банки, которые выпустили облигации. Хотя Мориц Эстерхази, министр без портфеля, все больше управлял австрийской внешней политикой, крах финансов его собственной семьи отражал крах финансов самой империи Габсбургов. Замешательство, которое вызвало новое фиаско у Ротшильдов, могло послужить предупреждением.
Приватизация и дипломатия
Почему же Ротшильды продолжали вести дела с Веной? Ответом на вопрос может служить то, что Джеймс считал — у него есть решение австрийской проблемы. Уже с декабря 1861 г. он начал обдумывать операцию, которая, по его мнению, сулила австрийскому правительству не только финансовые, но и дипломатические выгоды, а также значительные комиссионные для него самого: продажу Венеции Италии. Гастайнский компромисс августа 1865 г., по которому Австрии временно передавался Гольштейн, а Пруссии — Шлезвиг, не помешал аналогичной сделке, по которой Австрия могла продать Гольштейн Пруссии. Более того, Бисмарк годом ранее предлагал такую сделку в Шёнбрунне; казалось, что Гастайнское соглашение создаст прецедент: Лауэнбург передавался от Австрии Пруссии в обмен на 2,5 млн датских талеров. Казалось, вопрос заключался только в том, устроит ли цена все заинтересованные стороны. Если бы этого удалось достичь, территории, оспариваемые Австрией и ее врагами к северу и югу, превратились бы просто в недвижимое имущество, так же пригодное для продажи, как заложенные и перезаложенные имения семейства Эстерхази.
Для того чтобы понять, чего пытались добиться Ротшильды в мучительных, но решительных переговорах 1865 г., важно понимать, что на самом деле наблюдалась определенная симметрия в положении Пруссии, Италии и Австрии. Все эти государства нуждались в деньгах. Поэтому потенциальные покупатели спорных территорий могли добыть деньги лишь одним способом: взяв заем. Но ни одному из них не удалось бы занять без труда: Пруссии — из-за конституционного конфликта, Италии — из-за неуклонно снижавшегося кредитного рейтинга. Ротшильдам казалось, что решение очевидно: обеим странам следует приватизировать государственные активы — предпочтительно железные дороги — и на доходы от них купить соответственно Гольштейн и Венецию. В то же время финансовое положение Австрии было столь шатким, что сбалансировать бюджет едва ли удалось бы даже после продажи одной или обеих спорных территорий. Австрия к тому времени уже распродала почти все государственные железные дороги, поэтому в ее случае о приватизации речь не шла: вместо этого Джеймс рассудил, что железные дороги, перешедшие в частные руки, могут получить налоговые льготы у правительства в уплату за финансовую помощь. Вот вкратце каковы были представления Джеймса в 1865 г.: комплекс взаимозависимых операций, призванных ликвидировать нежизнеспособную Австрийскую империю без необходимости экономически разрушительной войны.
