Трудности, с которыми столкнулось французское правительство, предоставили конкурентам Ротшильдов новую возможность предложить свои услуги. Первым выступал «Парижский банк»; Альфонс подозревал, что он исполняет роль прикрытия для немецких контрпартнеров, особенно Хенкеля фон Доннерсмарка. Субейрану, директору «Париба»
[97], удалось одержать верх над Альфонсом в схватке за облигации летом 1871 г. И по вопросу о 300 млн франков, которые необходимо было выплатить к маю, Альфонс вынужден был уступить: после долгой борьбы он и другие частные банки гарантировали половину этой суммы, оставив вторую половину акционерным банкам. Это было всего лишь начало ожесточенной борьбы за контроль над оставшимися тремя миллиардами, которые предстояло выплатить. Бляйхрёдер снова попытался форсировать события, подружившись с Пуйе-Квертье, когда последний посетил Берлин. Он докучал Альфонсу более или менее безрассудными планами, целью которых было выговорить себе бо́льшую долю в следующей крупной операции. В Париже предстояло учредить новый франко-германский акционерный банк, который занялся бы следующим займом; 3 миллиарда должны были гарантировать французские железнодорожные акции (иными словами, акционерам французской железной дороги предлагалось обменять свои акции на рентные бумаги и передать контроль над французской сетью железных дорог Берлину). Подобно предложению Хенкеля фон Доннерсмарка о лотерейном займе, все эти немецкие планы в конечном счете оказались неуместными: внезапный всплеск патриотизма в самой Франции — желание покончить с оккупацией как можно скорее — способствовал тому, что операцию с рентой 1871 г. следовало повторить. Возникал единственный вопрос: сумеют ли парижские и лондонские Ротшильды повторить их прежнюю уловку и получить контрольный пакет в новом выпуске?
6.1. Еженедельная цена закрытия на французские трехпроцентные рентные бумаги, 1860–1877
Сначала Альфонс скептически относился к возможности заплатить 3 миллиарда раньше срока в связи с политической нестабильностью во Франции и легким ухудшением франко-германских связей, которое произошло весной 1872 г. Однако к концу июня страх, что группа «Париба» может его обойти, заставил его действовать. Он понимал, что во второй раз правительство уже не проявит такой щедрости. Для того чтобы повторить успех андеррайтинга, банки должны были обещать правительству 700 млн франков в твердой валюте. По словам Альфонса, это необходимо, только «чтобы… оправдать более высокие комиссионные». И выпускную цену повысили — публике новые рентные бумаги предлагались по 84,5, хотя фактическая цена для подписчиков составляла 80,5. Скорее всего, неизбежным было и то, что акционерные банки добьются для себя большей доли участия. Однако Альфонсу снова удалось выговорить для себя лучшие условия. Как и в предыдущем году, гарантирован был только миллиард из общего выпуска в 3,5 миллиарда: из этого миллиарда группа Ротшильдов (то есть парижские и лондонские Ротшильды, Бэринги и несколько «высоких банков») взяла 64,3 %, оставив акционерным банкам чуть менее трети; те же пропорции сохранялись и для аванса в 700 млн франков в иностранной валюте. Только два дома Ротшильдов несли ответственность за 282 млн из гарантированного миллиарда и за 197,5 млн из 700 млн аванса — 28 % общей суммы в каждом случае.
Несмотря на то что почти все переводы в 1872 и 1873 гг. выплачивались векселями, номинированными в талерах, немецкие банки по-прежнему играли незначительную роль в операции. Бляйхрёдер даже приехал в Париж лично, чтобы бороться с тем, в чем он видел зловещий заговор Ганземана с целью загнать в угол немецкий рынок. На самом деле в выгодном положении не остался никто: немецкие подписки составляли всего 3 млн франков
[98]. Майеру Карлу оставалось лишь ворчать: «Мы… ничего не знаем и… только читаем пустые письма с длинными фразами от наших парижских друзей». Счастливчики, принимавшие участие в операции, снова получили значительные прибыли. Комиссионные доходили до 1,5 % от гарантированного миллиарда (15 млн) и 25 млн от 700 млн франков в иностранной валюте. Иными словами, только два дома Ротшильдов получили 11,2 млн франков. Здесь не учитываются еще большие доходы с капитала, полученные после того, как рентные бумаги взлетели гораздо выше покупной цены; разумно предположить, что сами Ротшильды не только гарантировали выпуск, но и инвестировали в него.
Очевидно, Майер Карл не стал бы жалеть, если бы заем потерпел неудачу; более того, как и предвидел Альфонс, гарантия оказалась еще менее нужной, чем в предыдущем году, хотя огромное превышение подписки — примерно в 8 раз — застало врасплох даже его. «Нелепость» происходящего, по его словам, в краткосрочной перспективе как будто подтверждалась. И снова проблемы перевода понизили обменный курс в конце 1872 г., в результате чего рентные бумаги просели до нового послевоенного минимума. На сей раз трудности возникли после возражения правительства Германии против того, чтобы ему платили векселями, выписанными на Гамбург
[99]. Однако июльское превышение подписки отражало вполне реалистичный вывод рынка о среднесрочных перспективах ренты: через 3,5 года, с декабря 1872 г. (81,5) по март 1877 г. (107,88) пятипроцентная рента росла более или менее непрерывно и выросла более чем на 25 процентных пунктов, что в последний раз происходило накануне падения империи.
Все произошедшее прекрасно доказывает отсутствие корреляции между французской финансовой и политической силами в кризис 1870–1871 гг. Возникает вопрос: если Франции удалось так быстро «победить в мирное время», выплатив 5 млрд франков репараций всего за два с небольшим года, почему она оказалась так прискорбно не способна победить в войне? Почему французы выказали больше желания платить за поражение после разгрома, чем платить за шанс на победу до того, как началась война? Здесь напрашивается единственный логический вывод: бонапартистскому режиму следовало бы выпустить на 5 млрд франков рентных бумаг, чтобы финансировать перевооружение, в конце 1860-х гг.; с финансовой точки зрения режим был вполне способен на такой шаг, но не мог так поступить из-за собственных политических недостатков.
Soll und Haben
Итак, военные трофеи доставили победителю. Но как победитель ими распорядился? С самого начала передачи контрибуции Альфонс выражал сомнения в финансовой компетентности получателей этих выплат. «Берлинский рынок в ужасающем состоянии, — уверял он в декабре 1872 г. — Где же те 5 миллиардов, которые мы заплатили этим господам? Говорят, на неправедно полученном богатстве не наживешься». Кризис, который пронесся по финансовым рынкам Центральной Европы летом 1873 г., как будто всецело подтверждал его слова. «Наши 5 миллиардов дорого им обошлись», — с удовлетворением констатировал он в сентябре того же года.
