– Ты чего это сегодня такая заторможенная? Акклиматизация? – с места в карьер спросила меня моя прямолинейная подруга.
Однако для того, чтобы вы поняли, как это прозвучало, вам нужно сначала представить нашу Лану. Постараюсь ее описать…
Если мы с вами примерно одного возраста, то вы еще помните таких наших гениальных певиц, как Людмила Зыкина, Ольга Воронец, Валентина Толку-нова… Главное, что их объединяло (помимо неповторимых голосов) – это исключительная русская стать, горделивая осанка, величественная посадка головы и густые косы, забранные в высокую прическу или мудреный хвост, опоясанный жемчугами.
Такова была и наша Лана.
Мы увидели ее в аэропорту Аммана в роскошном восточном платье и таком же цветастом шелковом хиджабе, она царственно возвышалась над толпой, горделиво поглядывая на суетящихся вокруг людей. Да, на ней и вчера, и сегодня были восточные одежды, но я бы легко представила Лану и в русском сарафане, и в наряде екатерининских времен, и в парчовом бальном платье.
– Лан, а ты в театре никогда не играла? – некстати спросила я.
– Играла? Не совсем… Пела, скорее. А ты почему спросила?
Вот тут я ей и выпалила про Зыкину, про первое впечатление, про Альфию, рассказ которой мне не давал покоя все утро. Что-то такое сумбурно-женское и совсем не логичное. Но Лана меня, как ни странно, поняла, и тоже задумалась…
– Знаешь, тебе не понять, но я вот вырвалась в Иорданию из Саудии и словно родины глотнула. Ты даже не представляешь, до чего, оказывается, можно скучать по зеленому цвету, по живым травинкам и листочкам, по утренней росе на каком-нибудь корявом пне… И это притом что моя жизнь, слава Богу, далека от тех кошмаров, которые довелось пережить Альфие.
– Успокой меня, скажи, что ты счастлива…
– Счастлива? Наверное… Но ты меня взбудоражила этим рассказом. Скажи, чем мы можем ей помочь?
– Она уверяет, что справится сама. Но у Альфии такое огромное сердце, что ее главная мечта связана не с личной жизнью, не с дочерями и сыном даже.
– С чем же?
– А ты мне сама сейчас ответишь… Если захочешь. Альфия, например, говорит, что у всех русских девочек, которые собираются замуж за восточных мужчин, может возникнуть море проблем.
– Это да…
– Ты-то сама как оказалась на Востоке?
– Ну, это длинная история. И про театр тебе не пригрезилось… Хотя я росла очень-очень русской, понимаешь?
– Да! Как Марья Искусница из сказки.
– Эх, ни черта ты не понимаешь! Я бы полцарства отдала за березовую рощу. За одно тощее деревце! Меня любая наша березка в трепет приводила. У нас же только финиковые пальмы, да и те в жару дохнут… А я – северная. И родичи, соседи у меня были наши, посконные северяне… И детство пионерское. А по поводу «искусницы» у меня вообще отдельная история есть… У нас была знакомая тетя Зоя, работала в ИТУ (исправительно-трудовой колонии) на станции Веселой завскладом. При таком знакомстве, как ты понимаешь, проблем в нашей семье с мясом и овощами никогда не было, так как ЗэКа (а попросту зэки) выращивали овощи в теплицах, ну, и свиней разводили. Смешная она была, тетя Зоя… Ее вечной присказкой было: «Все сделала чики-пыки, как Марья-искусственница»… Мы с мамой всегда хохотали в голос, потому как объяснять тете Зое разницу между «искусницей» и «искусственницей» было бы бесполезно. Школу она не закончила, война началась, с ней и детдом, ранняя трудовая деятельность и так далее. Мне она была как бабушка! И ее немецкая овчарка Дик, и три сына-офицера, которые были как братья, ты не поверишь, но я помню все…
– Но сейчас-то, сейчас ты от всего этого далека, как от Альтаира?
– И да, и нет. Замуж я выскочила рано. И мой первый муж был не кто-нибудь, а главный дирижер музыкального театра. Любовь, как тогда казалось, была жуткая, как в «Жестоком романсе». Я – вся такая Ульяна Громова из «Молодой гвардии», восемнадцать лет – коса до пояса, голос до мурашек… Могла арию Марфы так спеть – весь зал рыдал… И он – на двадцать пять лет старше, талант и ревнивец, ну, и пьяница от искусства, как полагается… Если бы не удрала вовремя, то, наверное, прибил бы в припадке ревности или собственной непризнанности.
– Далеко удрала-то?
– В родимые края. В самый распрекрасный Магадан. И сразу начала там активничать на местном телевидении. Мне казалось, что у меня второе дыхание открылось. И замужем побыла, и годы еще совсем девичьи, и дела в стране происходят немыслимые…
– И чем закончилось?
– Ты не поверишь. Правда… Никто не верит. Создали мы телевизионный проект, с презентацией которого приехали на Аляску. Отстрелялись, как положено, выступили-отрапортовали… А в это время там же работала команда ученых. И был среди них высокий, странноватый и очень импозантный мужчина по имени Фарух… Скажи, вот ты веришь в любовь с первого взгляда?
– Да!
– А я, дура, не верила. Но когда он ко мне подошел, взял за руку, пригласил на танец, когда мы проговорили на моем плохом английском много-много часов, меня словно в сердце что-то толкнуло. «Лана, – сказал он, – я должен завтра улетать в Нью-Йорк. Ты полетишь со мной?» Представь, несколько часов – и трындец всей жизни. Ты решаешь: или-или… Ты еще ни черта не понимаешь, но чувствуешь нутром, что это вот, без всяких высокопарных слов о любви, и есть твое родное, твоя вторая половина…
– И ты сказала «да»?
– Ну, конечно, раз я здесь и сейчас. Я сказала «да!» и перечеркнула все свои мечты о карьере, о будущем, о родине… Я и жалею и не жалею… Господи, что пережили мои родители, мои близкие, мои друзья и коллеги…
– Оно стоило того?
– Оно того стоило!
Мне так не терпелось продолжить разговор с Ла-ной, задать ей миллион вопросов, что я едва выдержала, пока мы добрались до отеля. Воспользовавшись тем, что наши подруги и соседки по комнатам первым делом отправились в душ, смывать джерашскую пыль, а мы с Ланушкой вроде как и не пропылились совсем в прохладе местной кафешки, я уговорила ее на чашку кофе и демонстративно широко распахнула глаза:
– Ну?
– Ой, ты такая смешная… Чувствую себя довольно глупо. Я как-то не привыкла давать интервью.
– Да какое там интервью. Просто у меня была подружка, которая вышла замуж за саудита, так она из своей Джидды через десять лет удрала и таких ужасов мне понарассказывала… Хотя супруга обожала, как кошка, до царапанья.
– Мы с тобой остановились на том, если ты помнишь, что мое замужество решилось за тридцать минут. И поверь, ни кошкой, ни собакой, ни даже Джульеттой я себя в тот момент не чувствовала. А вот интуиции всегда доверяла. Мне вообще кажется, что самый главный женский орган тот, в котором запрятана эта самая интуиция. Если уметь к ней прислушиваться, то многих бед можно избежать, а ошибок – не наделать. Думаю, что в тот промозглый вечер на Аляске я себя, наконец, услышала. Мне показалось, что Фарух – не столько мужчина всей моей жизни, сколько мой близкий человек, вторая половина, муж и, возможно, отец моего сына. Так оно, впрочем, и оказалось. Веришь, меня совершенно не интересовали его профессия, достаток, даже то, кто он по национальности и откуда родом. Я даже не спросила, куда мы должны уехать. Он просто попросил меня стать его женой, и я согласилась. Если бы доверие можно было измерять в каких-нибудь, скажем, литрах, то мое доверие к нему в тот момент равнялось бы объему Байкала.
