Водопад цифр не произвел впечатления. Выводы были элементарны, как примеры из «Математических развлечений» Эдмона Люкаса. Как раз для школьной учительницы… От научного безумия хотелось ожидать большего.
– У вас ошибка, – сказал Пушкин.
Кажется, только теперь Рузо заметила, что в комнате не одна.
– Где ошибка? – спросила она, глядя ему в лицо.
– На стыке двух цифровых рядов правой и левой половины рулетки. В этой точке единиц ритм «0-1» становится «1-1». Это очевидно, Рузо…
Она стала водить пальцем по кругу, губы шевелились. И вдруг разорвала безвинную бумагу, стала топтать обрывки, пританцовывая:
– Проклятие… Нарушение ритма… Но ничего, я близка к разгадке… Я взломаю этот шифр… Хаос в порядке, порядок в хаосе…
Даже терпению чиновника сыска бывает предел. Пушкин шагнул к табурету, взял кувшин и плеснул содержимое в лицо учительницы. Рузо охнула и замерла. Вода стекала на блузку, но глаза ее приобрели осмысленное выражение.
– Что вы сделали?
– Привел вас в чувство. – Пушкин вернул кувшин на табурет и протянул ей полотенце. Рузо механически провела им по глазам, скомкала и бросила.
– Простите… Я бывает, увлекаюсь… Как вы узнали, что я пробралась ночью к Терновской? Ну и прочее…
Подобные вопросы можно оставить без внимания. Но в данном случае полезно чуть-чуть приоткрыть карты.
– В дом мог проникнуть только тот, у кого был запасной ключ. Это первая точка. Вора интересовали только бумаги Терновской. Это вторая точка. Пройти на лыжах могла придумать женщина: пробираться в юбке по снегу тяжело. Третья точка. Ну и ваше появление на рулетке поздно вечером. Четвертая точка. Проводим через них векторы, получаем Ольгу Рузо… Аналогичным образом получаем ваш визит к Живокини…
Она взглянула с некоторым уважением.
– Бывший математик?
– Бывших математиков не бывает, – ответил он. Порой людям нужны сложные объяснения. Им трудно поверить, что какая-то старуха, страдающая бессонницей, видела их в окно. Рузо об этом лучше не догадываться.
– Неужели вам как математику не хочется разгадать секрет рулетки? – спросила Рузо.
– Чтобы закрыть тему, – сказал Пушкин. – Теория вероятности не позволяет вывести закономерность выпадения даже тридцати семи цифр… Вам это известно. Зря потратили свое время и деньги Терновской, собирая статистику рулеток. Статистика есть, а номера выпадают случайно…
– Но она выиграла! – закричала Рузо. – Узнала секрет рулетки!
– Эти записи вы искали в ее бумагах?
– Да, и нашла… Но что-то оказалось неверным…
– Неизвестная записка?
– Клочок бумаги… Как для памяти, Терновская сама записала… Воткнула среди бумаг по акциям…
Пушкин протянул ладонь:
– Прошу показать записку…
Рузо поежилась.
– Выбросила после проигрыша… Какой в ней толк…
Даже если барышня врала, найти записку в таком хаосе непросто: требуется сначала навести порядок.
– Может, Терновская в сейфе прятала полную запись?
– У нее нет сейфа, – ответила Рузо. – Она бы рассказала… Или я бы увидела.
Занятая бумагами и расчетами секретарь даже не догадалась сдвинуть конторский столик с этажеркой. Все, что не касалось расчетов, ее попросту не интересовало. Подход математика…
– Подведем итог вашим штудиям, – сказал Пушкин. – Мадам Терновская каким-то образом нашла секрет рулетки…
– Анна Васильевна хитрая, рылась в записях, что я оставила у нее… Заметила то, что я проглядела… Ловкая была старуха…
– За это вы ее и убили.
Барышня не выразила испуга и не бросилась бежать.
– Какая глупость, – мирно сказала она. – Зачем убивать, не получив секрета? Анна Васильевна меня и в дом не пустила. Я умоляла ее назвать принцип, а она прогнала меня…
– Вера Васильевна тоже прогнала?
– Нет… Обещала прийти сегодня и все рассказать… Жду ее с минуты на минуту…
– Мадам Живокини не придет, – сказал Пушкин, наблюдая за выражением ее лица.
– Не может быть… Вера Васильевна сдержит слово…
– Сегодня ночью умерла. После того, как вы стояли у нее под дверью. Или вошли?
Рузо повела себя чрезвычайно странно: подошла к кровати и легла, вытянув ноги и скрестив руки. Как покойница в гробу.
– Конец… – глухо проговорили она. – Секрет утерян… Терновская передала секрет сестре, та использовала раз и умерла… Я не смогу его разгадать… Это конец…
И она закрыла глаза.
Было так тихо, будто учительница в самом деле умерла вот так запросто.
– Зачем вам тайна рулетки? – спросил Пушкин. – Сколько хотите заработать?
– Мне не нужны деньги, – ответила она, не открывая глаз. – Я мечтала решить великую математическую загадку веков… Чтобы прославиться, как Софья Ковалевская… Уходите… Оставьте меня…
На всякий случай Пушкин прошелся по комнате. Под ногами листы шуршали, как листья. Он осмотрел книжные полки, перебрал несколько писем из стопки и даже заглянул в ящик конторки. Рузо не реагировала и не открыла глаз.
– Мадемуазель Рузо, с сего дня вам воспрещается покидать Москву без разрешения полиции, – сказал Пушкин.
Даже ресница не дрогнула, она лежала неподвижно, как мумия. Что бывает у слишком впечатлительных натур после всплеска эмоций.
Пушкин бережно прикрыл за собой дверь.
12
Лучше умереть, чем бояться. Катя Гузова поняла, что больше не вытерпит. Стерев помаду с губ и чернь с бровей, оделась по-простому, чтобы сберечь дорогое платье, если будут бить в кровь, и отправилась на Лубянку.
Было далеко за полдень. В трактире народу оказалось не много. Половой глянул на Катю и мотнул головой в дальний угол. Меток привычек не менял. Собрав последние силы, Катя подошла к столу, за которым хозяин ее жизни лениво жевал вяленого снетка. Очень уважал Меток эту рыбешку.
– Куда пропала?
Катя стянула платок с бедовой своей головушки.
– Плохо дело… – только сказала она.
Меток сплюнул на пол.
– Не тяни. По делу говори. Некогда мне с тобой лясы точить.
Такая обида накатила, такая несправедливость кругом, что хоть руки на себя наложи. Катю прорвало. Заливаясь слезами, смахивая сопли, охая, она жалобно рассказывала, какая гадина оказалась баронесса. Уж она и умасливала ее, и уламывала – ни в какую не согласилась. Только обидела да угрожала…
Излияния Меток слушал равнодушно, цыкнул на ревущую бабу.
– Дура, ты, Катька, непутевая. Ничего поручить нельзя. Не нашла подход к мадам. Эх, такой шанс загубила… Одно в тебе умение: пьяных до бесчувствия купцов обирать… Дура и есть…
