– Сумма фактов, – ответил он. – Убийца должен быть близко знаком с Терновской. Иначе она не пустила бы ночью в дом. Разбитая чашка говорит о том, что убийца поманил Терновскую сказать на ухо нечто доверительно и выстрелил прямо в сердце. При этом убийца не искал сейф в доме. Почему? Потому что было не надо…
– Деньги не нужны? – удивился Эфенбах.
– Нет смысла вскрывать сейф, когда акции придут по наследству. Убийца заставил Терновскую переписать завещание в день игры на рулетке. Анна Васильевна, как пунк-туальный человек, записала выигрыш, в котором была уверена. Чем невольно указала на причину своей смерти. Кто может быть этот человек?
– Кто? – невольно повторил Михаил Аркадьевич.
– Не молодой, Терновская должна знать его давно. При этом поверить, что его секрет рулетки настоящий. Единственный человек, который подходит, – ее сестра Амалия. Только она умерла больше трех лет назад…
– И кто же? – опять вставил Эфенбах.
– В данном виде задача не имеет решения, – сказал Пушкин. – Наследство досталось мадемуазель Тимашевой, которая почти не знала Анна Васильевну… Она никак не могла убить. И не подходит по главному условию: ей запретил подходить к рулетке отец. Какие уж тут секреты… Чтобы решить задачу, потребовалась смерть Живокини…
– Ох, бедолажка…
– Вера Васильевна даже в юности не подходила к рулетке. И вдруг выигрывает огромную сумму. Откуда узнала секрет? Неужели Анна Васильевна рассказала? Невозможно… С сестрой она в ссоре. Терновская не отвечает на попытки примирения. И ничего не оставляет по завещанию. Вывод: секрет передан убийцей. Причем Вера Васильевна не меньше доверяет этому человеку, чем Терновская. Кто это? Фудель, Лабушев и Рузо не подходят. Мадам Львова тоже. Остается предположить, что есть некто, не попадавший в поле зрения. Если бы Завадская не совершила две ошибки, найти ее было бы почти невозможно…
– Эту прислугу, Феклу, придушила?
– Прасковью, – поправил Пушкин. – Ошибки другие. Первая: у Анны Васильевны осталась записка, подписанная буквой «П». В ней Терновской обещают дать то, на что она давно имеет право. На что Терновская имела право? Конечно, на приданое, которое досталось Амалии. То есть огромные деньги… Вторая ошибка: Завадская забрала из дома Терновской снимок сестер. Как память о юности. Но такая же фотография осталась в вещах Живокини. Ее никто не искал. О чем это говорит?
– О чем?
– Убийца был уверен: его невозможно опознать, и не стал забирать другой снимок. Хотя было бы логично уничтожить любое изображение. Снимок из дома Терновской был нужен в личных целях… А это сразу указывает на одну из барышень на снимке. – Пушкину не хотел вынимать из кармана фотографию. И так ничего не видно. Пожар потух, ночь взяла свое. – Метод исключения выводит на одну из сестер: Полину Завадскую. Она двойняшка с Живокини. Тут возникает новая задача: Полина Васильевна утонула в Рейне тридцать лет назад…
– Ох, беда, – сочувственно вздохнул Эфенбах. При этом слушал внимательно, пока не к чему было прицепиться.
– Тут появляется мадам Медгурст. Старая дама страдает бессонницей, проводит ночи у окна и видит все, что происходит у дома Терновской и Живокини. Мало того, посылает экономку в участок, чтобы дать показания… Поручику Трашантому, конечно, лень идти слушать старуху…
– От ведь… – тут Михаил Аркадьевич ввернул выражение, которое нельзя повторить, – …бездельники!
– Зато приходит чиновник сыска, которому старая дама умно рассказывает о подозрительных гостях. Сначала в дом Терновской, потом к Живокини. Что важно: это правда. Лабушев, Фудель и Рузо действительно приходили… Мадам Медгурст даже не скрывает, что дружна с Терновской, та заходит к ней в гости. Ведь она не может передвигаться без кресла-каталки… Блестящая идея: убийца указывает на подозреваемых… И умирает в самый неподходящий момент. Когда ей должны задать вопросы о Полине Завадской.
Эфенбах предупреждающе выставил руку. Что в темноте можно было и не делать.
– Постой, не спеши, сокол мой… Как понять, что Медгурст и Завадская – одно?
– Помогла тетушка, – ответил Пушкин.
Михаил Аркадьевич решил, что его разыгрывают.
– Это еще что за фендерюшки? Чья тетушка?
– Моя… Агата Кристофоровна. Ее так упорно не пускали к Медгурст, что возник вопрос: почему? Ответ прост: даже под чепчиком, в пенсне и под медвежьей шкурой она бы узнала Полину Васильевну. У нее глаз наметан на ребусах…
Ответ казался не слишком убедительным.
– И только-то? – спросило Эфенбах.
– Множество фактов… Мадам Медгурст назвала меня по имени-отчеству. Откуда могла узнать? Она снимала особняк только три месяца, при этом видела визит Фуделя к Терновской. Который приходил к ней на прошлое Рождество… Она точно называла время визитов ночных гостей, хотя в темной гостиной циферблат часов не виден, сам проверил… Пенсне было у нее на носу, при этом она видела без очков, что происходит на той стороне улицы… Шкура медведя закутывала ее по шею. Неужели так мерзла? Нет, чтоб скрыть от меня рост… И главное: когда она якобы умерла, лежала в постели под двумя свечами, чуть дыша, я зашел в гостиную и проверил пузырек со снотворным. Он оказался полным. Мадам не принимала снотворное…
– Врала старая, как сибирский волк! – заявил Михаил Аркадьевич.
Как врут сибирские волки, Пушкин не знал. Зато знал другое.
– Оставалось самое трудное и самое простое, – сказал он. – Сложить мадам Медгурст с дамой, что однажды перепутала номер мадемуазель Терновской… И той странной гостьей, что приходила в особняк и уходила из него. Дворник Прокопий ее видел. Уверенность Полины Васильевны была столь крепка, что в «Лоскутной» она записалась по своему старому русскому паспорту и под фамилией Завадская. А особняк сняла по нынешнему паспорту и фамилии мужа, как полагаю…
– Откуда же секрет прознала?
– К розыску это не имеет отношения, – сказал Пушкин, чтобы не признаваться в полном незнании. – Не важно, как был получен метод выигрыша. Важно, что Завадская имела цель не только заработать огромные деньги, но и наказать Тимашевых. За то, что случилось тридцать лет назад… Для этого Настасья подходила как нельзя лучше. Ведь она и лицом копия материи, Амалии… Уверен, что внезапная смерть дядюшки Тимашевой, который присматривал за ней в Висбадене, дело рук Завадской. Ей было нужно, чтоб Настасья оказалась в Москве. Со своей компаньонкой…
– Куда ее девал?
– Сидит во 2-м Тверском участке… Вероятно, молчит… Пока.
– Ей секрет рулетки известен?
– Нет… Должна была узнать сегодня вечером. И умереть в этом особняке, – Пушкин глянул на темнеющие руины. – Спасибо, пристав Ермолов ее перехватил.
– Сам сообразил? – поразился Эфенбах.
– С моей помощью… Михаил Аркадьевич, позвольте мне отъехать… Там дамы в себя приходят…
С пожарища потянуло ветерком. Эфенбах принюхался и поморщился.
