Лавируя между Москвой, которая несколько раз обещала, но не выдвигала против Астрахани рать, и Вильной, которая ежегодно выплачивала по договору 15 000 золотых, Мухаммед-Гирей все же сделал свой выбор. Для хана стало очевидным, что большим врагом для него был московский государь, который не намеревается помогать ему в войне с астраханцами, да к тому же поставил в Казани своего ставленника хана Шах-Али.
Сохранилось послание 1521 г. Мухаммед Гирея своему сюзерену, турецкому султану Сулейману Кануни. Его обнаружила в архиве музея Топкапе французская исследовательница Шанталь Лемерсье-Келькежэ
[313]. Мухаммед-Гирей оправдывался перед падишахом Оттоманской Порты за сорванный поход против Польши в то время, когда сам Сулейман I Кануни готовился выступить против венгров: «Некоторое время назад король Польши отправил к вашему покорному слуге посла и обязался платить ежегодную дань в 15 000 золотых ради того, чтобы его королевство пощадили… Сейчас один мирза из рода Ширинмирза Эвлия (Evliya), сын Девлетека находится как заложник [в Польше] и не может уехать оттуда, пока его не заменит другой бей или мирза из рода Ширин. Если, нарушив наш договор, мы нападем на поляков, то мирзу-заложника бросят в тюрьму или даже убьют, а тогда весь род Ширин, вся родня, все беи и мирзы восстанут на нас. Мир и порядок будут нарушены, и страна погрузится в хаос». Мухаммед обосновывает свое решение идти против русских из-за агрессивной политики последних в отношении Казани: «Перед приездом [в Казань] хан Московии (Mosqov beyi) изгнал кади из города, и прислал священников (ruhban), чтобы они распоряжались делами мусульман. Он приказал возвести церкви (kinisa) и силой заставил мусульман отправлять обряды неверных. Таким образом он попрал закон Корана и поверг мусульман в скорбь. Он всячески притеснял их, когда приехал мой брат. Брат вошел в город, и стал ханом. Бей Москвы, узнав об этом, отправил большое войско и приказал сторожить дороги, чтобы перекрыть любое сообщение, [между Казанью и Крымом]. От этого мой брат впал в большую скорбь. Из Казани смог пробраться гонец, он прибыл сюда и принес нам весть. Так мы узнали о том, что происходит [в Казани]. Мы приняли решение оказать помощь и поддержку нашему брату. Мы отправились в путь, дабы положить конец бесчинствам, которые творились этими идолопоклонниками (asnam), враждующими с Исламом. Мы задались целью выступить против них и надеемся на успех и победу»
[314].
Крымский хан строил планы собрать в своих руках бывшие части улуса Джучи — Астраханское ханство, Казанское ханство, ногаев
[315]. Мечтал он покорить и Русь.
Как отметил И. В. Зайцев, «Крым был всегда традиционным источником сведений о событиях в Казани для Стамбула… крымские ханы всегда подавали казанский вопрос в соответствии со своими интересами»
[316]. Первым делом Мухаммед-Гирей направил на Казань, где сидел его враг, своего брата Сахиб-Гирея. Шах-Али был изгнан и Казани.
Собрав огромное войско, в июле 1521 г. Мухаммед-Гирей двинулся на Русь. Следует заметить, что в этом грандиозном крымском походе символическое участие приняла и Литва. Панырада советовали отправить в поход с ханом отряд Е. Дашкевича, в который входили всего «сто драбов подлейших, а сто коней менших, а сам бы на замку с тремасты зостал»
[317]. 200 человек в многотысячной орде Мухаммед-Гирея должны были служить доказательством «дружбы» короля с крымским ханом. Об участии литовской стороны в походе не преминули указать русские летописи: «…краль таинственно соединися с Крымскым царем Магамед-Гиреем и многое воинство (выделено мной. — А. Л.) даде ему в помощь на великого князя»
[318].
Послание Мухаммед-Гирея турецкому султану. 1521. Topkapi Sarayt Müzesi
Какие-то отголоски крымско-турецкой переписки содержатся в донесениях из Азова и Кафы. Магмед-паша Кафинский сообщал Василию III (письмо доставлено 24 июня 1521 г.): «Да крымской царь на конь всел, на тебя на самого хотел идти и многую свою рать собрал», в то время, когда султан прислал указание, «чтоб деи еси на московскую землю… не ходил, а опричь того куды хочешь, поиди»
[319]. То же самое азовский правитель (диздар) Бурганага писал в Москву, будто бы султан через гонцов заявлял Мехмед-Гирею: «…и ты ся береги на свой живот и не ходи на московского, занже ми есть друг велик»
[320]. Далее диздар предупреждал Василия Ивановича о готовящемся походе хана: «…рать его собрана, а злобен добре, и государствие бы твое берег свою землю».
На европейском театре складывалась необычная коллизия: Турция наступает на Белград, Польша вступает в антитурецкую лигу, тевтонцы воюют с поляками, крымский хан, заручившись союзным договором с Польшей и Литвой, идет на Россию, которая, в свою очередь, находится в дипломатических отношениях с сюзереном Крыма Турцией и оказывает поддержку Тевтонскому Ордену в борьбе против Ягеллонов.
Русские войска стояли и на западной, и на южной, и на восточной границах. Причем основная часть была сосредоточена именно на «крымском направлении» (Серпухов, Кашира, Таруса, Угра), хотя появления противника ожидали с разных сторон.
Во многих научных трудах историки критикуют действия воевод XVI в. с позиций современной стратегии, применяя к анализу оперативной обстановки на 1521 г. данные, основанные на «послезнании». «Подготовка русских войск к отражению возможного нападения крымских татар оказалась в целом неудачной»,
[321] — писал известный историк В. П. Загоровский. Но в условиях того времени воеводы не могли знать, когда, куда и с какими силами движется хан с ордой; растянуть на многие сотни километры все силы в одну линию они не могли по причине нереальности выполнения задачи. Именно поэтому сосредоточение крупных сил в Серпухове, Кашире, Тарусе, на Угре, а также усиленных отрядов в Рязани и Коломне в целом представляется логичным. В случае прорыва рубежа возле одного из этих пунктов можно было бы в спешном порядке попытаться соединить отряды или атаковать вторгнувшихся татар с флангов. Подобным образом проводились мероприятия в 1517 г., когда успешно отбили «царевичей», нанеся татарам крупный урон. Но отличия вторжений 1517 и 1521 гг. существенные: в первом случае в набег шли «царевичи» несколькими отрядами, разделившись на множество «загонов», которые удалось большей частью отбить, перехватить или блокировать; во втором случае шел сам хан с большим войском. Угадать направление и оперативно противопоставить Орде адекватные силы на одном из нескольких направлений было невозможно. Одним словом, направление «главного удара» было воеводам неизвестно, высокомобильная крымская рать могла оказаться где угодно. Сражаться с большой ордой могли только крупные силы, а не «размазанные» по рубежам отряды.
