Паровоз окутал их облаком пара.
– От только винтовок у нас больше, чем патронов. Может, поделитесь патронами? – попросил Махно. – Все равно ведь уходите.
– Как, товарищ Глыба, дадим анархистам патронов? – спросил Геленкевич.
– Конечно, они хоть и без пролетарского понимания, но… на данный момент союзники. Надо дать. Тем более они, я думаю, на пути к большевикам. А куда ж еще? Ясное дело!
– Антисемитизмом не болеют? Это сейчас первейший вопрос на Украине.
– Чего нет, того нет. Полный интернационал. Этого у них не отнимешь!
– Тогда ладно.
Черногвардейцы стали грузить ящики в подводы.
– А где Щусь? – спросил Махно.
– Вроде до нимецких колонистов подался. Сказал, контрибуцию с их изымет, – ответил Лашкевич.
– Контрибуцию?.. Это он любит.
Один из ящиков треснул при погрузке, и на днище телеги просыпался ручей из новеньких, сверкающих медной желтизной патронов.
Нестор взял пригоршню патронов, полюбовался ими. Понюхал.
– Смотри, Тимош, это и есть тульска пшеница. Кто съест, тот и подавится…
А в это самое время Щусь, Калашник и Лепетченко, вежливо постучавшись, вошли к Насте. Даже сапоги вытерли на пороге.
– Срочно собирайся, Настя. Возьми, шо для себя и для дитяти на первое время понадобится.
– Куды?
– Нестор Иванович вызывает. В Софиевку. Немцы с панамы на нас идут, – объяснил Щусь. – Дуже тяжелое будет тут положение.
– А чого ж вин мени сам не сказав? – Настя глядела на них недоверчиво.
– Ты ж знаеш, он на бронепоезде… решил проехать по уезду. За тобою прислал Сашка Калашника!..
Сашко согласно кивнул головой.
Настя какое-то время размышляла:
– Ладно, я быстренько!..
И, развернув плат, начала бросать в него вещи.
Ребенок, словно почуяв неладное, захныкал.
– Тыхо, тыхо, Вадимко. До татка поидем. Татко зове!..
Щусь помог завязать ей узлы.
В тачанке они ехали вчетвером. Вадима держала на руках Настя. У ее ног валялись клунки. Из одного торчал уголок кружевной «панской» сорочки.
Калашник был за кучера. Кони свежие, напоенные, накормленные. Повозка катила мягко. Вадим дремал.
На развилке свернули с шляха на проселок.
– Куды ж вы, хлопци, на степову дорогу? – обеспокоенно спросила Настя. – Софиевка – по шляху, прямо.
– На шляху, говорят, германска разведка, – ответил Щусь.
С проселка свернули и вовсе на малоторную дорогу. Она повела в выбалок, где разросся густой кустарник, верболоз, камыш… Даже поздним утром здесь плавал туман. Было сумрачно и глухо, как в вечерний час.
– Хлопци! Там же Мокрый байрак – топко!
– Зато нихто не побаче…
– Куды вы нас везете?
Калашник, понукая лошадей, въехал в самую гущу верболоза. Гибкие прутья сомкнулись за тачанкой, только колея была чуть видна.
– Хлопци, вы шо? – крикнула Настя. Но голос ее тут же оборвался: ей зажали рот.
Сухо щелкнули в глухом выбалке два выстрела. И стало тихо. Только еле слышно шептал камыш.
Черная большая птица с шумом вылетела из чащи, тоскливо кугикнула и исчезла…
Глава пятая
Через две ступеньки Нестор взлетел на второй этаж коммуны «Счастье трудящихся». Торопливо прошел через зал. Суровые бородачи-анархисты, отказавшиеся от всего личного во имя революции, со стен провожали его строгими взглядами. Поблескивали их глаза, тщательно нарисованные дедом Будченко.
Коммунар Кондрат Полищук и еще какая-то бабка с охапкой глаженого белья повстречались на его пути. Махно улыбнулся им:
– Драствуйте!
– Доброго здоровьячка, Нестор Ивановыч!
– Ну, як тут у нас?
– Жывем – не тужым, – беспечно ответил Кондрат. – От тилькы панська печка дымыть, зараза! Прийдеться перекладать.
– Ну-ну, хозяйнуйте!
Нестор резко распахнул дверь в свою спальню. Радостный и веселый встал на пороге.
– Настена!.. Настя!.. – окликнул он. Ответом была тишина. – Ты шо, не слышишь, Настя?..
Только сейчас Нестор заметил следы поспешных сборов. На полу валялись впопыхах брошенные чепчики и рубашечки Вадима. Пустая колыбелька висела как-то боком, выбросив, словно перо из потрепанного гусиного крыла, кусок пеленки. И кровать, обычно застланная Настей с крестьянским усердием, сейчас была словно выпотрошена. Вышитые подушки куда-то исчезли, осталась одна, простая….
Нестор вышел из спальни, растерянно побрел по коридору. Наткнулся на своего ездового:
– Степан, не знаешь, где Настя?
Конюх пожал плечами:
– Я ж з вамы був, Нестор Ивановыч.
Нестор уже не слышал его ответа. Спустился по лестнице вниз.
– Лашкевич! Ты не слыхал, куда Настя с дитем подевалась?
– Я только вернувся. Патроны на нашому склади розгружав.
Нестор махнул рукой: мол, помню.
– Щусь. Где Щусь?
Из-за спины Лашкевича возник молоденький коммунар из новых черногвардейцев – Юрка Черниговский. Он смотрел на Махно, как новобранец на фельдмаршала.
– Товарыш Щусь подалысь з хлопцямы десь трошкы пошуровать…
– Делом бы занимались! А то наладились грабить…
– Так багатеев же, Нестор, буржуев. Контрибуция, верный доход, – бросил в оправдание друзей Тимош.
– А ты, Юрко, – обратился Нестор к молоденькому черногвардейцу, – не знаешь, куда моя жинка подалась?
– Так кажуть, поихала кудысь. До родычив, чи шо! Може, в гости?
– Какие гости?! Какие еще гости?! – выходя из себя, сорвался на крик Махно. И позвал ездового: – Степан!
Конюх мгновенно возник перед ним.
– Запрягай!
– Так тилькы ж роспряг! Кони ще в мыли…
– Шоб вас черти взяли…
Нестор сам вывел из конюшни первую попавшуюся лошадь.
– Пидождить, хоть засидлаю, Нестор Ивановыч! – забеспокоился Степан.
Но Махно одним махом забросил легкое, маленькое и ловкое тело на спину лошади, и, лупанув сапогами коня под бока, исчез со двора, растаял во тьме.
– Скаженный, без седла! – пробормотал вслед Степан. – Ну, нема бабы, так шо?.. Объявыться! Он моя: то туды девалась, то сюды. И шо? И никуды не делась!
Лашкевич нахмурился и покачал головой. Он-то все знал…
…А Нестор мчался по степной дороге. Маузер в деревянной кобуре бил его по бедру, шапку он потерял, но даже не заметил. Тело враз заболело: отвык скакать без седла, как бывало в детстве.
