Впрочем, в героических песнях все обстоит иначе. В них даже злодеи выглядят гораздо благороднее, чем иные из настоящих тружеников войны, идущих на смерть за деньги или по принуждению. И Виктор из Майена – не злодей, а самый что ни наесть герой – уж верно не насиловал крестьянок и не развешивал их мужей и отцов вдоль дорог. Он ведь был кавалер, вот и воевал, исполняя долг перед своей землей и своим народом. Но, и воюя, не забывал, разумеется, о благородстве и чести, и о законах рыцарства. Не рубил безоружного и проявлял уважение к достойному противнику. Не казнил признавшего поражение и не бил лежачего. А скрестить мечи совсем не то же самое, что рубиться в собачей свалке ожесточенного сражения, раздавая удары направо и налево, не разбирая ни своих, ни чужих.
Но вот закончилась война, и с победой вернулись рыцари в родной город…
Разумеется, прошли годы, но Виктор де Майен, прославившийся в боях и поединках и возглавивший в конце концов армию Майена, был по-прежнему молод и красив. И, когда у ворот города юная дева поднесла ему венок победителя, то не только он разом полюбил ее, очарованный дивной красотой девушки, но и она тоже оказалась в «сладком любовном плену», едва успев увидеть Виктора, восседающего в блеске славы на могучем боевом коне.
Ну, что ж, в этом как раз не было ничего удивительного. Сколько бы дев и жен не познал в походе рыцарь, война есть война, и походный шатер не родовое палаццо. И если Елена была хоть немного похожа на свое описание, то и не странно, что в сердце кавалера – «как лесной пожар» – вспыхнула страсть к златовласой красавице с глазами, сиявшими прозрачной синью небес. А ведь кроме глаз и волос, были еще и гибкий стан, и крутые бедра, и груди, подобные «пологим холмам Тайры», то есть все, что раз и навсегда установлено каноном. Но и в том, что и в ее сердце вошла «всепоглощающая любовь» ничего удивительного не было тоже. В кого же и влюбиться девушке из хорошей семьи, которая в силу раннего своего сиротства оказалась на воспитании у Бориса – короля Майена, как не в первого героя и красавца Виктора?
Это, однако, был только зачин – предыстория – о чем мальчики, с восторгом внимавшие старику-рассказчику, еще не ведали. История же начиналась тогда, когда охваченный страстью и раззадоренный не без умысла рассказанной завистниками историей о древнем сокровище, Виктор де Майен поклялся, что добудет его для возлюбленной, чего бы это ему ни стоило. Сокровище же было и в самом деле невиданное и неслыханное – Алмазная Мотта, Мотта Сарайя — Алмазная Роза вечной любви, созданная искусством древнего мастера из Трейи Фаилона в подарок Тойе – богине любви.
Неожиданно тучи над головой разошлись, и в просвет выглянула луна. Призрачный голубовато-серебристый свет Ночной Девы упал на землю, и из непроницаемой ночной тьмы, сплотившейся вокруг костра, возникли неверные очертания пакгаузов порта Кемь, самого крайнего северного порта на берегах Бурных Вод. Восхищенный неожиданным чудом, Карл обвел долгим взглядом каменные и бревенчатые строения, одинокое дерево, росшее в нескольких метрах от начала каменной дамбы, прикрывавшей внутренний рейд, высокие борта галер и поблескивающую волшебным серебром, среди пришвартованных к берегу кораблей, поверхность воды. Увы, чудесное мгновение, как и положено мгновению чуда, длилось недолго. Тучи в низком небе снова сошлись, закрыв луну и вернув землю в объятия мрака. Обманным и неверным оказалось, как выяснилось уже вскоре, и торжествующее серебряное сияние полной луны. Серебряного полнолуния в тот год не случилось.
Часть I
Дорога
Глава первая
Лабиринт
1
Звездное небо над головой, полная луна на переломе, тишина, покой. Идиллическая картина. Но это, как посмотреть. Во всех известных Карлу землях люди не любили и боялись ночи. Что ж говорить о ночлеге под открытым небом? В воображении людей, и, увы, не только в воображении, ночь полна опасностей, от которых лучше всего укрыться за стенами дома, даже если это всего лишь лачуга бедняка. Но, как говорят в Высокой Земле, если у человека есть дверь и потолок, то и страху положен предел. И недаром, там же в Высокой Земле, как, впрочем, и во многих других местах, где довелось побывать Карлу, людей, чьи занятия или образ жизни принуждали их спать под звездами, полагали опасными и, уж во всяком случае, несущими на себе печать ночной тьмы. Так и становились деревенские пастушки да торговые люди, ради выгоды готовые «идти через ночь», героями мрачных сказок, что во множестве гуляли по миру. Звезды – опасные соседи и неверные друзья, ну а если восходит на небосклон, порождая страх и смятение, Голубая Странница или полная луна заливает горы и долины змеиным молоком своего коварного великолепия? Тогда и в трактирах «долгая кружка» не на «длинный час», и разговор, как ни старайся, не выстраивается, потому что каждый – и трезвый, и пьяный, если, конечно, еще помнит себя – спешит домой. Вот и расскажи этим людям о красоте звездного неба, объясни убогим, как чарующе прекрасны могут быть горные долины, спящие в неверном свете луны, как торжественна бесшумная поступь королевы-ночи! Они ответят – и, вероятно, будут по-своему правы – что люди созданы, чтобы жить под солнцем и спать под луной. А ночь … что ж, «ночь, возможно, прекрасна, добрый господин, только и сталь меча манит многих своим блеском, но становится ли она оттого, менее опасна»? У ночи свои создания, иные, чем у солнца, и в подлунном мире человеку одиноко и неуютно, если не сказать большего.
Карл достал трубку и, тщательно набив загорским табаком, раскурил от щепки с тлеющим на конце малиновым, чуть прикрытым пеплом, «живым» угольком.
«Боится тот, кому есть чего бояться», – так говорили старики в Линде. Возможно, что и не зря, потому что, как раз Карл ночи не боялся, хотя из этого еще не следовало, что ему ничего не угрожает. Просто страх пока не смог подобрать ключей к его сердцу, только и всего. Ругер пыхнул трубкой и, подняв взгляд от огня, обвел им спящий лагерь. Люди устали, пережив накануне нелегкий день. И то сказать, им привелось стать свидетелями многих чудес, а чудеса, подобно радости и горю, тяжелая ноша для души и трудная работа для тела. Впрочем, и работы этим людям досталось немало. Пока одни осматривали крепость, которая на поверку оказалась пуста, как гнилой орех, и исследовали горную долину, открывшуюся неожиданно за воротами крепости, другие устраивали лагерь и добывали со дна глубокого колодца воду. Время уходило быстро и незаметно, как та же вода в песок, так что спускаться в ущелье Второй ступени пришлось уже в ранних сумерках, но не сделать этого Карл просто не мог. Он должен был найти тело Мышонка теперь же, не откладывая, потому что невыполненный долг хуже колоды каторжника, тяжелее воловьего ярма. А тот долг, что Карл нес в своем сердце, и сравнить было не с чем, но он его ни с чем и не сравнивал.
Смеркалось. В ущелье было прохладно и тихо, только ровно и негромко журчала вода, обтекая большие валуны, загромождавшие русло ручья. Вокруг, среди камней и густого кустарника, преддверием наступающей ночи сгустились тени, затопив дно ущелья холодной недвижной тьмой.
– Зажгите факелы, – приказал Карл гвардейцам. – Найдите и похороните всех павших.
