– Да! – твердо ответил старик. – И у меня есть, чем заплатить за услугу.
– Чего же ты хочешь? – спросил Карл.
– Я… – Эфраим бросил быстрый взгляд на Дебору, но, видимо, решил, что может говорить и при ней. – Я хочу в последний раз увидеться с Гавриелем!
– Ты сошел с ума? – Голос Карла стал холодным, как лед. – Ты забыл, когда он умер?
– Рефлет, Карл, – Эфраим Гордец отступать не желал.
– Рефлет? – поднял бровь Карл. – Какой еще рефлет?
– Ты умеешь вызывать рефлеты.
– Эфраим, – усмехнулся Карл. – Ты в ожидании нас случайно не выпивал?
– Карл! – Из глаз старика внезапно потекли слезы, но он, кажется, этого даже не заметил. – Не лишай меня последней надежды. Прошу тебя… Вот держи! – он стремительно сунул руку куда-то за отворот своего богатого кафтана и через мгновение бросил на стол трубку из туго скрученных и прихваченных черной лентой листов старого пергамента. – Посмотри! Там… Ты нигде больше, Карл…
Карл посмотрел на свитки. Что в них могло быть? Возможно, что-то очень важное и ценное, а возможно, и нет. Он перевел взгляд на лицо Эфраима. Оно было залито слезами.
«Но ведь он искренне любил Гавриеля… И они были вместе так много лет…»
– Зачем тебе это? – как можно более мягко спросил Ругер. – И ведь это…
– Я знаю, – вдруг часто закивал головой Эфраим. – Ничего не объясняй. Я все знаю, но… я должен увидеть его перед смертью… Раз есть такая возможность…
– Хорошо, – сказал Карл, решившись. – Сегодня ночью. Сейчас. Ты готов?
– Спасибо, Карл, – голос Эфраима сорвался, но он сразу же взял себя в руки. – Я виноват перед тобой, – сказал он чуть более крепким голосом. – Простить не прошу. Боги рассудят, а здесь… Не думай, Карл, это не пустяки. Это пергаменты из архива князя… бумаги князя Гавриила, им нет цены…
3
Уже далеко за полночь Карл и Дебора покинули «Морскую деву». На улице было темно и холодно, но небо очистилось, и туман… Нет, не то чтобы он исчез вовсе, но стелился над самой землей, так что, если бы не ощущение твердой почвы под подошвами сапог, можно было подумать, что идут они по мерцающему в лунном свете облачному морю.
«Свинцовые белила и серебро?»
Но свинцовые краски быстро темнеют. И потом, надо же ведь передать и эту тающую, растворяющуюся в оттенках серебряного цвета желтизну…
«Возможно, дополнительные цвета… Желто-зеленый и фиолетовый и опять-таки серебро и немного охры…»
– Тебя научили убру? – первой нарушила молчание Дебора.
– Нет, – ответил Карл, в тайне радуясь, что она наконец заговорила. Молчание, обычно совершенно его не тяготившее, на этот раз ощущалось, как присутствие непрошеного свидетеля при очень личном разговоре.
«Темные искусства… Стихийная магия природы…» – на эту тему можно было продолжать рассуждать до бесконечности, но ночь остается ночью, даже если ты сто раз назовешь ее днем, не так ли? Вот только Дебора…
– Нет, – ответил Карл на ее вопрос.
Про рефлетов он ей еще не рассказывал и мог только гадать, какое впечатление произвело на нее явление маршала Гавриеля. Впрочем, как только тот возник в комнате Эфраима, Карл, едва успев поздороваться со старым другом, увел Дебору вниз. Там, в общем зале, они и провели следующие четверть часа или около того. Они не разговаривали и даже не смотрели друг на друга. Каждый был занят собственными мыслями.
Потом Карл почувствовал, что все кончилось. Возможно, однако, что «почувствовал» – неправильное слово. Не было ни знака, ни ясного физического ощущения. Просто внезапно он ощутил пустоту там, где только что что-то было, и понял – маршал «ушел». Подниматься к Эфраиму Карл не стал, бывший сенешаль князя Симеона его больше не интересовал. Он просто кивнул Деборе, привлекая внимание, они вместе встали из-за стола, и по-прежнему молча, вышли на улицу.
– Нет, – сказал Карл. – До последнего времени я даже не знал, что могу их вызывать.
– Виктория сказала мне как-то, что не чувствует в тебе Дара, – тихо, как будто разговаривая сама с собой, сказала Дебора. Она шла так легко и плавно, что, казалось, плывет.
– У меня нет Дара, – подтвердил Карл. – Нет и не было.
– У трейских волхвов тоже не было Дара…
– Боги! – вполне искренне удивился Карл, который и сам слышал о волхвах, хотя правильнее было бы называть их ведунами, всего лишь пару раз. – Откуда ты о них знаешь?
Он остановился и удержал продолжавшую медленно идти вперед Дебору, положив ей руку на плечо.
– Подожди, – попросил он, и остановившаяся Дебора сразу же повернулась к нему лицом. – Что ты знаешь о волхвах Трейи? – спросил Карл, рассматривая ее лицо, казавшееся в жидком свете луны бледным и едва ли не призрачным.
– У волхвов не было Дара, – повторила Дебора. – Их специально проверяли, и имеющие Дар к посвящению не допускались. Но они «видели», Карл, и они могли многое, и трейские записи неспроста, наверное, называют их колдунами.
– Трейских записей не сохранилось, – задумчиво сказал Карл. Подсказка Деборы дорого стоила, и не об этом ли говорила ему когда-то во Флоре дама Садовница? – Во всяком случае мне не известно ни об одной их книге, которая не являлась бы копией другой копии, сделанной с перевода, составленного, боги ведают, когда, где и кем, и источником которого тоже, вероятно, была всего лишь копия, а не оригинал.
– У моего отца была трейская «Книга диковин», – Дебора сказала это ровным спокойным голосом и замолчала на несколько секунд, а потом заговорила вновь, и голос ее не дрогнул, когда она произнесла проклятое имя. – Теперь книга у Людвига. С нее, собственно, все и началось.
– Ты читаешь по-трейски?
Они были любовниками уже более полугода, и Дебора, как совсем недавно узнал Карл, носила под сердцем его сына. Если все пойдет так, как он спланировал, через несколько дней – или, возможно, мгновений, если иметь в виду все еще длящуюся в зале Врат ночь – она станет его женой, а потом… потом, возможно, и вдовой. И тем не менее, в жизни Деборы Вольх многое еще оставалось для Карла неизвестным. Сама она рассказать не успела, не захотела или полагала преждевременным, а он… Что ж, Дебора была непростой женщиной, и увидеть ее прошлое одной силой воображения Карл не мог, а воспользоваться услугами Тьмы – не желал. Но с другой стороны, а что, собственно, успела узнать о его жизни длиною в век она сама?
– Да, – кивнула Дебора. – Я читаю по-трейски, и на убрском шейпе, и еще на добром десятке языков. Отягощенные злом, Карл, по-своему талантливы, – она неожиданно улыбнулась, но в ее улыбке Карл не увидел и следа радости или веселья. Там была сейчас только грусть и, пожалуй, тоска, но это он мог хотя бы понять.
– Нас окружают, – сказала вдруг Дебора, стирая улыбку с губ. – Эфраим не солгал…
– Предоставь их мне, – холодно усмехнулся Карл, внезапно тоже ощутивший дуновение опасности. – Отойди куда-нибудь в тень…
