Звучание труб оборвалось, и жрецы снова ударили тяжелыми билами в огромный гонг, растянутый на кожаных ремнях между резными гранитными столбами, в ста метрах напротив главных дверей храма. Откликнулась певучая бронза, и волна оживления сразу же прокатилась по рядам собравшихся в южном притворе, просторном, вытянутом в длину помещении, находившемся – если смотреть изнутри наружу – справа от главного храмового зала. В обычные дни зал этот, украшенный древними фресками и изумительной красоты резьбой по мрамору, пустовал. В праздники в нем раздавали милостыню. Но именно из южного притвора выносили пред глаза собравшихся на площади перед храмом горожан новорожденных принцев и принцесс. И отсюда же во время свадебной церемонии выходили невесты господарей и принцев Нового Города. Поэтому и Карл, окруженный, как и положено, одними лишь кавалерами, ожидал выхода именно здесь, в южном притворе. Впрочем, нынешняя церемония сильно отличалась от всех, случившихся здесь за последние двести пятьдесят лет, с тех пор, когда в первый и единственный до этого дня раз на престол Гароссы взошла женщина. И вот это случилось вновь. Господарка Нового Города Дебора Вольх короновалась здесь, в этом храме, всего десять часов назад, на рассвете, как и все государи Гароссы до нее. Случилось это всего лишь через восемь часов после того, как на закате дня минувшего был упокоен с миром в родовой усыпальнице господарь Людвиг. Такая поспешность законом Гароссы разрешалась, хотя и являлась редкостью в длинной истории страны. Но вот свадьба великой господарки в тот же день, когда она воссела на трон, специально для этого случая, вынесенный из дворца и установленный прямо перед алтарем в храме Великих Предков, была событием исключительным. Тем более что замуж она выходила не просто за знатного кавалера, как случилось когда-то с ее предшественницей, и даже не за принца крови, а за другого венценосца, что в истории Нового Города тоже случилось впервые. И тут, – словно мало было всех этих внушающих трепет и круживших головы гароссцев обстоятельств, – следовало иметь в виду, что вассальный договор между господарем Нового Города и императором Яром формально никогда не расторгался. Кроме того, гаросская традиция никогда не забывала о «праве победителя», а Карл, как ни крути, и был тем человеком, который разгромил армию Нового Города в битве при Лоретте.
– Ваше величество! – снова подал голос камергер. – Ваш выход.
Карл благосклонно кивнул князю Лугано, увидел, как медленно отворяются высокие двери, и сразу же представил Дебору, точно так же благодарящую кивком другого – первого по рангу – камергера, маркграфа Спа, который должен сопровождать ее на церемонии бракосочетания. Она была сейчас величественна и прекрасна, как никогда, но сердце, мужественное сердце его Деборы – Карл знал это наверняка – было полно трепета и радости, каких она не испытывала даже сегодня утром, когда четыре верховных жреца, встав вокруг нее, одним плавным движением опустили на светло-русые волосы принцессы Вольх тяжелый господарский венец – золотой плоский обруч, с бегущими по кругу барсами Гароссы. Карл чувствовал ее так, как будто и не существовало разделяющих их стен. Казалось, он видел перед глазами серое сияние ее глаз, пронизанное золотыми отблесками наполнявшего душу счастья. И само ее счастье ощущал точно так же, как ее дыхание на своем лице, похожее на дуновение майского, полного ароматов цветущих лугов ветра. Но удивительнее всего было даже не это. На что способно его воображение, Карл знал. Поразило его сейчас то чувство единения и любви, которое испытывал он сам. Это не был знакомый ему, как и любому другому кавалеру, приступ страсти, способный затмить рассудок и вскипятить кровь. И на чувство влюбленности, что кружит голову, подобно вину, и толкает порой на невероятные для мужчины и рыцаря поступки, это тоже не походило. То, что наполняло сейчас его душу, было неизмеримо выше и простой влюбленности, и сводящей с ума страсти, основательнее и непреклоннее веры в богов, и сильнее воли к жизни и страха смерти. В присутствии этого чувства страх, ненависть и гнев просто переставали что-либо означать, а ощущение жизни становилось острее, чем он мог себе представить. Тем острее была боль при мысли о близкой и, скорее всего, вечной разлуке. Но не думать об этом, он не мог, как и не имел права – перед собой самим, перед Деборой, перед их любовью – кривить душой, полагая, что все еще может измениться к лучшему. Карл никогда никого не обманывал, если, разумеется, речь не шла о войне. Тем более ни разу в жизни он не поддался соблазну обмануть себя.
Вчера, после того, как Великий Круг верховных жрецов и представителей первых фамилий Гароссы признал Дебору единственной претенденткой на «трон и власть», и после погребения господаря Людвига Вольха Карл завершил все те дела, которые не мог оставить на волю случая и чужого разумения. Дел этих было немного, но не сделай он их вчера, сегодня Карлу трудно было бы смотреть в глаза той, которую, как оказалось, он любил так, как никого и никогда прежде.
«Прости, Стефания! – попросил он, делая первый шаг за кавалерами свиты, начавшими выходить из распахнувшего двери храма. – Но мы, люди, не властны над своим сердцем. Прости!»
Между тем, воздух снова вздрогнул от мощного гула гаросских труб, и под торжественную песню трехголосого «хора», способного заставить дрожать даже небеса, процессия медленно потянулась из южного притвора наружу, под догорающее багрянцем и золотом закатное небо. Первыми шли двенадцать пар вооруженных церемониальными двуручными мечами кавалеров – старшие сыновья лучших родов Гароссы. За ними следовали четыре жреца – по одному представителю от каждого жреческого объединения Нового Города – выносившие на вытянутых руках регалии. Жрец храма Великих Предков нес «малый венец» – корону, которая по обычаю принадлежала жене господаря, но на этот раз должна была быть возложена на голову принца-консорта; епископ храма Единого – «Меч Калина», второй по значимости церемониальный меч Гароссы, а жрецы коллегии Духов Земных и круга Дев-заступниц – белый плащ и золотой кованый пояс, украшенный изумрудами, сапфирами и аметистами.
Сразу за жрецами шел Карл и свидетели: по правую руку – Конрад Трир и Август Ругер по левую, а за их спинами, согласно старшинству, по трое в ряд, важно шествовали высшие аристократы Гароссы. Если бы жених не был монархом другого государства, они должны были бы находиться не здесь, а в северном притворе, а первые регалии выносили бы не жрицы, а жрецы. Но новые обстоятельства потребовали от гароссцев внесения изменений в устоявшийся в веках церемониал. Традиция здесь всегда была выше обычной логики. Невесту не могли сопровождать мужчины, кроме первого камергера, разумеется, положенного Деборе по сану, но и жениха не могли выводить к венчальному подиуму женщины.
Выйдя из дверей храма, Карл увидел вторую процессию – поезд Деборы – под торжественное пение труб медленно вытягивающийся из северного притвора на храмовую площадь. Первыми шли сестры и молодые жены кавалеров, открывавших его собственный выход. На левом плече каждая из них тоже несла церемониальный меч, но эти клинки были обычных размеров, так что держали их без натуги и слабые женские плечи. Затем следовали жрицы, впервые за двести пятьдесят лет получившие право вынести из храма первые регалии Нового Города, а уже за ними – Дебора в сопровождении графини Брен и банессы Трир. Замыкали шествие соответственно жены и матери первых людей Гароссы, тех, что сейчас оказались за спиной Карла.
