– О, брат, – произнес Хименес. – Рад встрече. Что ты здесь делаешь?
– Пришел тебя навестить. Я слышал, что о тебе при дворе высокого мнения.
– Человек, о котором при дворе высокого мнения, часто в дальнейшем впадает в немилость.
– Но ты же не впал в немилость. Это правда, что ты стал архиепископом Толедским?
Глаза Бернардина искрились от удовольствия, но Хименес быстро проговорил:
– Тебя ввели в заблуждение. Я не архиепископ Толедский.
– Неужели тебе предложили эту должность, а ты отказался? Нет, ты не такой дурак!
– Я отказался от этой должности.
– Хименес! Да ты… сумасшедший! Непроходимый болван…
– Полно тебе. Что ты понимаешь в подобных делах?
– Только то, какую пользу ты принес бы нашей семье, став самым могущественным человеком в Испании.
– Я всегда боялся, что из тебя не выйдет монаха, Бернардин. Скажи мне, какую выгоду может получить благочестивый францисканец от самого могущественного человека в Испании?
– На твой дурацкий вопрос нет ответа. Любой человек рассчитывал бы на самые высокие почести. А кого бы ими удостоил архиепископ, как не собственную семью?
– И это говорит мой брат?
– Да не будь ты старым лицемером! – возмутился Бернардин. – Думаешь, что сможешь скрыть истинные чувства от МЕНЯ? Ты отказался от этой должности, верно? Или нет? Почему? Зачем? Да для того, чтобы на тебя посильнее нажали. И ты все равно эту должность примешь. А потом, когда поймешь, какая власть у тебя в руках, может, и подашь немножечко бедствующему францисканцу, который случайно оказался твоим родным братом.
– Я бы предпочел, чтобы ты меня покинул, – заявил Хименес. – Мне не нравится, когда ты разговариваешь в таком тоне.
– Ох, ну и дурак же у меня брат! – завопил Бернардин. Внезапно выражение его лица изменилось. – Ты ведь, наверное, забыл, что очень многое из того, что ты считаешь верным, неправильно. Даже в нашем собственном ордене тебе многое не нравится. Некоторые из нас очень любят роскошь. Тебе хотелось бы видеть всех, мучающих свои тела власяницами, хотелось бы, чтобы мы все подкладывали под головы поленья вместо подушек и чтобы всегда голодали. Что ж, в твоей власти доставить нам все эти неудобства, мой святой брат.
– Убирайся! – вскричал Хименес. – Ты не брат мне… нет, несмотря на то, что нас родила одна мать и ты одет, как положено францисканцу.
Бернардин с усмешкой низко поклонился.
– Хотя ты и лицемер и настолько свят, что не примешь должность, которая дала бы возможность помочь нашей семье, все-таки не так плохо быть братом Франциска Хименеса де Сиснерос. Люди всегда относились ко мне настороженно и вместе с тем искали моего расположения. – Бернардин придвинулся к брату почти вплотную и прошептал: – Всем известно, что в один прекрасный день ты не сможешь противиться этой чести. Всем известно, что я, Бернардин де Сиснерос, в один прекрасный день стану братом архиепископа Толедского.
– Они не дождутся такой радости, – возразил Хименес.
Бернардин лукаво усмехнулся и вышел из комнатушки. Оставшись один, Хименес упал на колени и начал молиться. Искушение было чрезвычайно сильно.
– О Боже, – тихо шептал он, – если я приму эту великую честь, то сумею совершить столько преобразований, сколько удастся. Буду трудиться от твоего имени, во славу Тебя и Испании. А может, мне не следует принимать эту должность?
– Нет-нет, – оборвал он себя. – Ведь это временная власть, которую ты ищешь. Тебе хочется носить одеяние архиепископа и видеть, как люди падают на колени к твоим ногам.
Но это было не так.
Чего же он хотел? Он и сам не знал этого.
– Я никогда не приму архиепископства Толедского! – громко проговорил он.
Спустя несколько дней его снова вызвала к себе королева. Изабелла принимала Хименеса с любезной, несколько торжествующей, улыбкой.
Она протянула ему документ.
– Брат Франциск, – молвила она. – Как видишь, послание от Его Святейшества, и адресовано оно тебе.
Папа еще раз обращался к Хименесу, как к архиепископу Толедскому.
Никаких отказов больше не могло быть. Александр VI писал из Ватикана, что брат Франциск Хименес де Сиснерос с этого времени считается архиепископом Толедским, и любой отказ с его стороны принять эту должность будет рассматриваться как неповиновение папскому престолу.
Итак, решение приняли за него.
Хименес думал: а не было ли чувство, которое он сейчас испытывал, ликованием. Его Святейшество вынуждал Хименеса смириться с такой участью.
* * *
Изабелла сидела с детьми. Когда ей удавалось освободиться от государственных дел, она любила проводить время с ними, и для нее было очень важно знать, что и они рады видеть ее.
Хуан накинул платок на ее плечи.
– Из окна дует, дорогая матушка.
– Спасибо тебе, ангел мой. – Она произнесла про себя благодарственную молитву, ибо любого из детей могут у нее отнять, а Хуан навсегда останется рядом.
Катарина облокотилась на ее колено и со счастливым видом задремала. Бедная беззащитная маленькая Катарина, совсем еще ребенок. Изабелла хорошо помнила тот противный холодный декабрьский день, когда она родилась. Тогда Изабелла подумала, что пятый ребенок будет у нее последним.
А Хуана никак не могла прекратить болтовню.
– Мама, а какие из себя женщины во Фландрии? У них золотые волосы, я слышала… у большинства из них. Там живут крупные женщины с огромными грудями.
– Замолчи, замолчи! – прервала ее принцесса Изабелла.
Она сидела на высоком стуле, перебирая четки. Королева знала, что она молится. Старшая дочь постоянно молилась. О чем? Чего она просила у Бога? Чуда, которое вернуло бы к жизни ее мужа? А может о том, чтобы ей не надо было покидать родной дом и еще раз отправляться в Португалию? Наверное, это оказалось бы таким же чудом, как возвращение к жизни ее Альфонсо.
– Но ведь королева сказала, что не надо никаких церемоний, – возразила Хуана. – Никаких церемоний, когда мы вместе.
– Это так, доченька, – кивнула Изабелла. – Однако неприлично обсуждать размеры груди женщин, живущих в стране твоего будущего мужа.
– Но почему, мама? Наверняка эти женщины будут мне безразличны.
«Неужели она что-нибудь слышала о красавце Донжуане, каким слывет ее муж? – подумала королева. – Откуда? У нее дар предчувствия? Что за странности у моей Хуаны? Как она похожа на свою бабку… так похожа, что я не могу смотреть на нее без страха, обволакивающего мое сердце, словно плющ, обвивающий дерево… и душащий радость».
– Ты должна слушать сестру, Хуана, – проговорила королева. – Она старше тебя и, значит, весьма вероятно – мудрее.
