Настаивая на том, что угнетенные должны размышлять над конкретной ситуацией, в которой они оказались, я не призываю к диванной революции. Напротив, размышления – настоящие размышления – приводят к действию. И вместе с тем, когда ситуация требует действий, это действие станет настоящим праксисом, только если его последствия станут объектом критического осмысления. В этом смысле праксис становится для угнетенных новым смыслом жизни; и революция, которая ознаменовывает собой исторический момент, отражающий этот смысл, бесполезна без их сопутствующего осознанного участия. Иначе действие останется пустым активизмом.
Однако, чтобы достичь такого праксиса, необходимо доверять угнетенным и их способности размышлять разумно. Тот, кто не обладает этим доверием, не сможет инициировать диалог, осмысление и взаимодействие (или бросит эту затею), он будет срываться на слоганы, формальности, монологи и инструкции. Эта опасность может таиться в тех, кто поверхностно отнесся к переходу в стан борьбы за освобождение.
Политическая деятельность на стороне угнетенных обязана быть педагогической деятельностью в самом настоящем смысле этого слова, а следовательно, деятельностью вместе с угнетенными. Тот, кто трудится во имя освобождения, никогда не должен пользоваться эмоциональной зависимостью угнетенных – зависимостью, возникшей в результате конкретной ситуации доминирования, в которой они находятся и которая породила их ложный взгляд на мир. Использовать их зависимость для создания еще большей зависимости – тактика, присущая угнетателям.
В ходе освободительной деятельности мы должны рассматривать эту зависимость как уязвимое место и обязаны путем размышлений и активных действий трансформировать ее в независимость. Однако даже лидер с самыми благими намерениями не может даровать кому-то независимость как некий подарок. Освобождение угнетенных – это освобождение мужчин и женщин, а не вещей. Соответственно, человек не освободит себя своими силами, но и другие не могут сделать это за него. Освобождение – человеческое явление – не может быть достигнуто теми, кто является людьми лишь наполовину. Любая попытка взаимодействовать с человеком как с получеловеком лишь унижает его. Если человек уже лишен человечности вследствие пережитого угнетения, борьба за его освобождение не должна включать методы дегуманизации.
Таким образом, метод, которым следует пользоваться революционным лидерам в борьбе за освобождение, – это не «освободительная пропаганда». Также лидеры не могут попросту «заронить» в головы угнетенных веру в свободу, стремясь таким образом завоевать их доверие. Правильный подход заключается в диалоге. Убеждение угнетенных в том, что они должны бороться за свою свободу, – это не подарок, который им вручает революционный лидер, а результат их собственной консайентизации (conscientização).
Революционные лидеры должны понимать, что их собственная убежденность в необходимости борьбы (а это обязательная составляющая революционной мудрости) не была дарована им кем-то другим – если только она истинна. Это убеждение нельзя упаковать в коробку и продать; оно достигается только с помощью полного осознания и действия. Лишь собственная вовлеченность этих лидеров в реальность, в историческую ситуацию заставила их критически оценить ее и захотеть изменений.
Точно так же угнетенные (которые не присоединяются к борьбе до тех пор, пока не дойдут до этого убеждения, и которые, если они не посвящают себя этой борьбе, не отвечают необходимым для нее требованиям) должны прийти к этому убеждению как Субъекты, а не как объекты. Они также должны критически вмешаться в ситуацию, в которой находятся и печать которой на себе несут; никакая пропаганда не поможет этого достичь. Хотя убежденность в необходимости борьбы (без которой сама борьба становится нецелесообразной) обязательна для революционных лидеров (на самом деле именно эта убежденность и привела их к лидерству), она столь же необходима и для угнетенных. Точнее говоря, она необходима, если лидер собирается провести трансформацию для угнетенных, а не вместе с ними. Я убежден в том, что только последнюю форму трансформации следует считать состоятельной
[99].
Цель этих рассуждений заключается в том, чтобы защитить в высшей степени педагогический характер революции. На всем протяжении истории человечества те революционные лидеры, которые утверждали, что угнетенные должны присоединиться к борьбе за свою свободу – и это очевидно – также подспудно признавали педагогический аспект этой борьбы. Тем не менее многие из этих лидеров (возможно, из-за естественных и понятных предрассудков, связанных с педагогикой) в итоге начинали использовать «педагогические» методы, заимствованные у угнетателей. Они отреклись от педагогических действий в процессе освобождения, а для убеждения стали использовать пропаганду.
Чрезвычайно важно, чтобы угнетенные осознали, что, когда они присоединяются к борьбе за гуманизацию, с этого момента они также начинают нести полную ответственность за эту борьбу. Они должны осознавать, что они сражаются не просто за свободу от голода, но и за…
…свободу созидать и строить, удивляться и на что-то отваживаться. Такая свобода предполагает, что индивид активен и полон сознания ответственности, что он не является рабом или хорошо смазанной шестеренкой в машине… Недостаточно, чтобы люди не были рабами; если общественные условия приводят к существованию автоматов, результатом будет не любовь к живому, а любовь к мертвому
[100].
Угнетенные, которые сформировались в сеющих смерть условиях гнета, должны найти в своей борьбе путь к жизнеутверждающей человечности, которая заключается не просто в том, чтобы иметь больше еды (хотя она включает в себя обладание достаточным количеством еды и не может упускать этот аспект). Угнетенные были подчинены именно потому, что оказались в ситуации, когда их воспринимали как вещи. Чтобы вернуть себе человечность, они должны отказаться от позиции вещей и начать бороться как люди. Это радикальное условие. Они не могут влиться в борьбу в качестве объектов, чтобы позднее стать людьми.
Борьба начинается с осознания человеком того, что его уничтожили. Пропаганда, манипуляция, управление – все эти орудия господства – не могут быть инструментами, которые помогут вернуть им человечность. Единственный эффективный инструмент – это педагогика гуманизации, в которой революционный лидер устанавливает с угнетенными отношения, основанные на постоянном диалоге. Методология педагогики гуманизации перестает быть инструментом, с помощью которого учитель (в данном случае революционный лидер) может манипулировать учениками (в данном случае угнетенными), поскольку она отражает осознанность самих учеников.
Фактически метод является внешней формой осознанности, проявляющейся в действиях, которая перенимает фундаментальную характеристику осознанности – наличие намерения. Смысл осознанности – бытие с миром, и это поведение постоянно и неизбежно. Соответственно, осознанность, по сути своей, – это «путь к чему-то, что лежит вне сознания, отделено от него, к тому, что окружает его и что оно осознает в рамках своих умозрительных возможностей. Таким образом, осознание по определению является методом, в самом общем смысле этого слова
[101].
