Книга Диалоги с Евгением Евтушенко, страница 66. Автор книги Соломон Волков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Диалоги с Евгением Евтушенко»

Cтраница 66

Я приехал к Тодду, Тодд побелел просто. Потом стал звонить куда-то и спрашивает: «Ты Гале когда сказал, что будешь ей звонить?» Я сказал: «Ну, еще есть время». – «Потом позвоним, – говорит, – потом… сейчас еще не надо». И все время смотрел в окно – там на улице стояла машина, на которой я ехал под флагом Советского Союза, и два человека всё еще сидели в ней. Я тоже подошел и стал смотреть. И вдруг увидел: подъехала другая машина, вышли два американца, пожали руку нашим дружески – и наша машина отъехала. И с этой поры эти два человека меня не покидали, все 45 дней ездили со мной везде и всюду. Даже когда я с девчонкой ходил на свидание, они сначала забегали вперед и проверяли всё.

Через 45 дней я вернулся, Федоренко меня встречал. На приеме в мою честь пятьсот человек было. И Федоренко мне говорит: «Евгений Саныч, всё в порядке. Этих людей уже здесь нет. Приняты меры. В Москве тоже приняты меры».

Волков: Просто сюжет для детективного романа.

Евтушенко: Опровержение было ЦРУ, что это фантазия поэта, а с нашей стороны это вообще не трогалось.

А теперь последнее о Роберте Кеннеди. Я ему не рассказывал продолжение этой истории. Я понял, что он хотел только, чтоб это было озвучено. Больше он меня ни о чем не просил. Знал он или не знал – я не знаю. Я правильно сделал, по-моему, что не продолжал на эту тему с ним разговаривать. Хотя я убежден почему-то, что он знал, что со мной произошло: уж больно как-то сердечно он меня потом пригласил к себе на день рождения. Я думаю, что или Тодд, или люди, с которыми был связан Тодд, дали ему знать.

На дне рождения Роберта и случилась эта знаменитая история, которую недавно его дочка Кэтлин вспоминала. Она влюбилась в меня, оказывается, тогда, хотя была еще маленькой девочкой. Она рассказывала моему сыну Жене – пригласили нас к Кеннеди года три тому назад, – что стояла рядом и всё видела.

Я сказал Роберту: «Почему вы все-таки хотите идти на президентские выборы? Ведь такое несчастье лежит на вашей семье, как будто какая-то печать. Вы не боитесь?» – «Вы знаете, – говорит он, – только если я стану президентом, я, может быть, смогу докопаться до истины, кто убил моего брата». Я сказал: «Ну, тогда давайте выпьем по русскому обычаю – до дна, а потом бокалы об пол!» А он в последний момент: «Ой, – говорит, – эти бокалы из приданого Этель…» И жена его Этель поменяла нам хрустальные бокалы, а новые не разбились, когда мы их бросили. И вот тут, я думаю, он тоже испугался. Это было страшноватенько. Он поднял бокалы и постучал по ним. Это был не хрусталь, а толстый пластик или что-то в этом роде. Жены есть жены… Но я абсолютно уверен, что Роберта Кеннеди убрали только по той причине, что не только со мной, а и с кем-то еще делился, что хочет продолжать поиски убийц брата.

Волков: С этим связана ваша нелюбовь к Линдону Джонсону?

Евтушенко: Я вам ничего этого не говорил. Презумпция невиновности есть презумпция невиновности. Но вы догадливый человек…

Волков: В связи с тем, что вы рассказали о попытке посадить Шелепина на место генерального секретаря, не было ли со стороны Роберта Кеннеди тоже таким политическим ходом – попыткой предотвратить снятие Брежнева? Если Кеннеди компрометирует КГБ, тогда он компрометирует и их ставленника, правда? Штатам, вероятно, было выгодно сохранить Брежнева в тот момент?

Евтушенко: Безусловно. Ведь Шелепин и его люди были очень агрессивны и мало американцам знакомы. А Брежнев был им ясен. Да, я думаю, наверное, так и было… Но Тодд был просто грандиозен. Он меня тогда спас, быть может, от смерти.

Встреча с Никсоном и шмон

Евтушенко: Я был принят Никсоном 3 февраля 1972 года, перед его поездкой в Советский Союз, – это была поразительная беседа. И я счастлив, что согласился принять его приглашение.

Я не согласился, когда Анатолий Добрынин, наш посол в США, очень хотел, чтоб я встретился с президентом Линдоном Джонсоном. Но он с уважением воспринял мой отказ… я не хотел той встречи.

А теперь это было так. Добрынин сказал мне, что позвонил ему Генри Киссинджер и сообщил, что уже следующий президент Никсон едет сначала в Китай, чтобы кардинально улучшить отношения с Китаем, а потом поедет в Советский Союз. И президент хотел бы, зная, что я многое близко к сердцу принимаю во взаимоотношениях между Америкой и Россией, что знаю и ту, и другую сторону очень хорошо, чтобы мы с ним поговорили.

Никсон пригласил меня в Овальный кабинет. Я приехал туда с Альбертом Тоддом. И Альберт меня очень просил, поскольку я недавно был во Вьетнаме – вот тоже интересная деталь, – чтоб я обязательно сказал Никсону о войне во Вьетнаме: как она непопулярна, эта война, что ее нужно кончать, что американцы устали… Ну, это правда, мне многие американцы об этом говорили. Я пообещал, если придется к слову.

Никсон сразу начал по делу. Сказал, что едет в СССР, что после его поездки на американскую национальную выставку в Москве в 1959 году его имя у нас очень непопулярно, некоторые даже считают, что у него антирусские настроения.

Волков: Это после знаменитых его дебатов с Хрущевым на кухне американского пригородного дома на выставке в Сокольниках?

Евтушенко: Да, после кухонных дебатов. Тодд не был допущен тогда, присутствовали только Генри Киссинджер и переводчик. А мне Никсон сказал: «Мистер Евтушенко, вы хорошо знаете и Америку, и, конечно, свой собственный народ. Вас очень уважают в вашей стране. Я бы хотел, чтобы отношения между Америкой и Россией улучшились. Скажите, что я, как американский президент, должен сказать советскому народу? Я получаю двадцать минут нецензурированного времени на вашем телевидении. Я могу сказать всё что угодно, меня будет слушать весь многонациональный Советский Союз». И я ему сказал: «Мне кажется, господин Никсон, что вы должны начать с духа Эльбы». Он так искательно посмотрел на Киссинджера – Киссинджер сразу ему сказал, что это маленькая речушка в Германии, где в 1945 году встретились и братались американские и советские солдаты. И время от времени там проходят встречи ветеранов.

Волков: Неужели Никсон не помнил про Эльбу?

Евтушенко: Он не знал! Он не слышал никогда названия этой речушки! Никсон говорит: «Скажите, мистер Евтушенко, но ведь столько времени прошло после конца войны, неужели для русских это все еще важно?» Мне это нравилось в нем – что он не притворялся всезнайкой, не разыгрывал из себя эрудита. Он был естественный.

Волков: Это очень интересно, потому что американцы как раз ему в вину вменяли именно постоянную двуличность.

Евтушенко: Нет-нет! Он был очень искренен со мной. Я говорю: «Мистер Никсон, у нас нет почти ни одной семьи, которую бы не задела так или иначе война своим трагическим крылом. Точно так же, как очень мало семей, которые не были задеты тем, что мы теперь называем нарушением социалистической законности в сталинское время». – «Через столько времени!..» И вдруг задает мне вопрос: «Скажите, а сколько русских погибло?» Я был просто потрясен этим вопросом! Я был уверен, что профессиональный политик, американский президент, не может не знать этого. Я ему сказал: «Цифры называются разные, официальная цифра – двадцать миллионов». Тут, между прочим, вступил Киссинджер: «Мне кажется, она гораздо больше…» Последняя, кстати, горбачевская цифра была двадцать семь миллионов. «Ско-олько?!» – Никсон просто ошеломлен был. «А чтобы ощутить это, вот такие раны, где мне лучше у вас побывать? Какое-то есть у вас место, где я мог бы просто возложить цветы, просто от души? Я потрясен этой цифрой!» И добавил: «Простите, что я этого не знал. Мне стыдно». Я говорю: «Я думаю, что вам нужно съездить на Пискаревское кладбище. В Ленинград. И советую прочитать хорошую книжку Гаррисона Солсбери о ленинградской блокаде. Но это большая книга. Вам даже хватило бы маленькой брошюрочки – одна девочка ленинградская написала короткий дневник». И называю…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация