Аманда подошла к колодцу по узкой тропинке справа на несколько секунд раньше Уильяма, подошедшего по тропинке слева; он выглядел робким и смущенным. Они вместе заглянули в темноту колодца.
– Просто колодец, ничего особенного, – сказала Аманда. – И пахнет неприятно.
– Это из-за водорослей и мусора...
– Мы должны что-нибудь задумать? Уильям отрицательно покачал головой.
– Значит, это совсем и не волшебный колодец. Я бы хотела, чтобы это был святой колодец в Редруте, Уильям.
– Почему бы вы этого хотели, мисс Аманда?
– Потому что если окунуть палец в его воду, это предохранит от повешения.
– И вы бы хотели сделать это?
– Нет. Я бы хотела, чтобы вы это сделали.
– Стало быть, мисс Аманда, вы думаете, что меня это ждет?
– Я не знаю. Но я боюсь, что вы скажете что-нибудь дикое и неразумное и будете за это наказаны. Вы не похожи на других деревенских жителей. Вы кажетесь похожим, но между тем... вы – другой.
Он положил руки на край колодца и сказал серьезным тоном:
– И вы не похожи на знатных особ, мисс Аманда. Вы кажетесь такой, но вы – другая... Вы нежная и добрая, и вы смотрите на людей с пониманием... как будто вас заботит то, что с ними случится.
– Эй! – позвала Лилит. – Что там делается?
Они улыбнулись друг другу; Аманда повернулась направо, Уильям – налево, и они побежали обратно к дороге.
– Кто подошел туда первый? – спросила Лилит.
– Мисс Аманда.
– Уильям, ты великий слабак! – с возмущением закричала Лилит. – Тебе надо было постараться.
– Глупо об этом думать, – ответил Уильям.
– Я ушла на несколько секунд раньше, – заметила Аманда.
– А это без разницы, – ответила Лилит. – Что сделано, то сделано.
– Что сделано? – спросила Аманда.
– А-а, опять не знаешь? Когда мужчина и женщина идут вместе в первый раз к колодцу, то тот, кто подойдет первым, будет главенствовать в их семье. В этом волшебство сент-кейнского колодца.
Аманда сухо отрезала:
– Какая глупость!
– Это не глупость. Это волшебство, – ответила Лилит.
– Передай вожжи, ну, – строго сказал Уильям и подстегнул лошадь.
Лилит все время болтала; она знала бездну историй, рассказанных ей в основном бабкой Лил. Она не давала им забыть происшествие у колодца, взволновавшее и Аманду, и Уильяма, но позабавившее ее саму. Она рассказала им, как бабка Лил, когда она ездила в Олтарнен со своим знакомым коробейником в дамском седле, видела сумасшедшую, которую окунули в колодец святой Монахини.
– Плюхнулась она, вопя так, как будто в нее вцепился миллион демонов... а выбралась из него в здравом уме, как вы или я. В колодцах Корнуолла волшебная сила, потому что их давным-давно освятили наши святые.
Потом Лилит начала петь; у нее было сильное и приятное меццо-сопрано, силу которого подчеркивала небольшая фигурка его обладательницы. На мелодию известного народного танца она сочинила свою собственную песенку о парочке, встретившейся у сент-кейнского колодца, и о юноше, позволившем девушке подойти к колодцу первой. Потом она начала петь рождественские песни – «Сидел я на солнечном берегу...» и «Хозяйка и хозяин начинают пиршество». И Уильям с Амандой пели эти песни вместе с ней.
Наконец они добрались до поместья Леев, где обе девушки спрыгнули с телеги, а Уильям покатил дальше к ферме Полгардов.
Аманде хотелось помолчать, но Лилит продолжала верховодить.
– Злишься, – сказала она.
– Нет.
– Да. И я скажу, почему. Из-за того, что приключилось у колодца. Ты Уильяма обошла, а это значит, что, если вы женитесь, тебе в семье быть главной.
– Я запрещаю тебе говорить такие вещи. Мы с Уильямом не сможем жениться.
– Любые юноша и девушка могут жениться.
– Ты забываешь, кто я... и кто он.
– Ты же забыла об этом, когда поехала с нами прокатиться, – напомнила Лилит.
– Я не забывала об этом ни на минуту.
– Все же тебе придется это сделать. Ты же ничуть не лучше нас... или уж не намного... небольшая разница.
– Никогда не слышала подобной чепухи, и мне бы хотелось, чтобы ты выказывала мне больше уважения. На самом деле я собираюсь настаивать на этом.
Лилит, приплясывая, шла впереди и насмешливо поглядывала на нее через плечо.
– Аманда, помнишь портрет в галерее, ну, этот человек с желтыми волосами, и глаза у него тоже твоего цвета?
– Ты имеешь в виду моего дедушку?
– Да. Твоего дедушку... и моего тоже.
– Твоего дедушку?
– Так уж случилось. Мой отец – его сын... так же как и твой. Бабка Лил, она работала в этом доме. Он выдал ее замуж за старого деда Треморни... но это ничего не меняет, верно? Он – мой дед, так же как и твой... И Уильяма тоже.
Лилит со смехом помчалась вперед, оглядываясь на нее через плечо. Аманда ковыляла за ней, потому что ей было больно ступать на каменистую дорогу в домашних туфлях с тонкой подметкой.
* * *
Лаура болела и лежала в своей комнате. Шторы были задернуты; окна плотно закрыты; в камине горел огонь, и о том, что этот день в конце сентября был солнечным, она могла судить по яркому лучу, проникшему в комнату там, где одна из горничных неплотно задернула шторы.
У нее болела голова, болело тело, но эти страдания не шли ни в какое сравнение с горьким чувством обиды в ее сердце.
Ее муж уехал; он отправился навестить брата, жившего на границе графств Девон и Сомерсет, и будет отсутствовать несколько недель. Она была рада, что он уехал. Во время болезни, пока она лежала в этой комнате, уверенная, что никогда из нее не выйдет, правда оставалась с ней; но, похоже, эта правда отказывалась сидеть взаперти и пробивалась, как этот солнечный свет меж штор, что резал ей глаза. Она пробивалась сквозь завесу лицемерия, и от этого было больно... больно, как ее уставшим глазам от солнечного света.
Лаура потянулась за нюхательной солью. Слабость накатывала на нее, когда она двигалась. Но она поправится, как поправлялась и после тех, прежних, тяжелых испытаний; а со временем эта команда прозвучит снова – это бывала именно команда, несмотря на вежливые слова: «Я приду к вам сегодня вечером».
Она слышала, как он молился за нее во время ее болезни. Просил об удаче в следующий раз? Она удивлялась. Молиться, чтобы Господь придумал свой способ для рождения сына у Пола Лея? Божественное всемогущество безгранично: может подарить чудо в виде сына для Лауры или вызвать такое нормальное явление, как смерть одной жены, потом благоразумный перерыв и за ним женитьба на другой, в чью комнату он смог бы прийти.
