Эрин едва не свалилась с подоконника от хохота — её эта ситуация откровенно забавляла.
— А нечего брезговать девушками, сир Вяземский, тогда они и не будут так сильно обижаться, — кое-как выдавила веселящаяся жрица. — Мне кажется, или она тебя уже второй раз за день бьёт? Может, это любовь с первого удара?
— Очень смешно, — прокомментировал старлей, усаживаясь на стул. — А мне кажется, или это всё ваших рук дело, госпожа двенадцатый апостол?
— Можно просто Эрин, — скромно заявила жрица. — Кстати, мне вернуть эту красавицу?
— Спасибо, не нужно.
— И правильно, — голос апостола стал томным. — Ведь здесь уже есть я…
Лицо Вяземского было непроницаемо.
Апостол стрельнула глазами. Выдала целую очередь выстрелов…
— Нет, ну я так не играю, — моментально надулась Эрин. — Где похотливый взгляд? Или хотя бы взгляд смущённый? Сергей, ты там живой или как? Мне, может, тебя пнуть, чтобы убедиться, что ты не помер?
— Говорят, что тебе двенадцать тысяч лет…
— Брехня, — гордо выпрямилась жрица. — Я намного старше! Просто очень хорошо сохранилась. Свежий воздух, правильное питание, в день — один-два подвига, не больше…
— Ну, хотя бы на одного переводчика у нас теперь больше… — вздохнул старлей. — А сейчас я задам тебе вопрос, Эрин — серьёзный вопрос. Ты ведь можешь быть серьёзной?
— А ты как думаешь? — улыбнулась апостол, но уже без дурашливого веселья.
— А я не думаю — я знаю, что можешь. Поэтому спрошу, разу уж мы можем поговорить нормально, а не как два варвара — почему ты всё-таки нам помогаешь?
Эрин уселась поудобнее на подоконнике, оперевшись спиной на раму и глядя куда-то в ночное небо. Её улыбка стала немного мечтательной.
— Ночь… Очаровательная девушка… — протянула жрица. — А ты всё о мотивах и резонах, Сергей. Фу таким быть.
— Эта девушка вызвалась быть гарантом в мирных переговорах между двумя могущественными государствами, — в тон ответил Вяземский. — Какой же из меня офицер, если у меня все мысли будут только о вашем очаровании, госпожа двенадцатый апостол?
— По-моему всё очевидно. Я не столько за эту вашу Россию, сколько за правду. А сейчас я вижу правду именно за вами — вы рискуете жизнями, защищая других, ищете своих, пытаетесь решить всё миром… В то время как имперцы грызутся между собой. Мне это нравится. Нет, не грызня имперцев, а то, что делаете вы. Это правильно.
— И только?
— Нет, конечно, — легко рассмеялась Эрин. — Как думаешь, Сергей — как часто я могу вот так вот просто болтать или смеяться? С кем-нибудь, кто не пытается через слово поименовать меня «вашим святейшеством»?
— Не все верят в тебя.
— Не знать и не верить — это разные вещи… Кто-то думает — «это не та самая Эрин», но о самой Эрин наслышан. И подумает — «а она похожа на ту самую Эрин». И нет-нет, а мелькнёт мысль — «а в вдруг это ТА САМАЯ?» А кого видишь ты, Сергей, или твои воины? — апостол расплылась в хитрой улыбке. — Дай-ка угадаю! «Потрясающая и великолепная красавица, чья благосклонность стоит дороже имперского престола!»
— Что-то в этом роде, — с напускной кислостью произнёс старлей, но затем улыбнулся. — От скромности ты не умрёшь. Но неужели в этом всё дело? В том, что с чужаками из другого мира ты можешь быть собой… Точнее — не быть собой?
— Кто знает, — хитро улыбнулась Эрин, свешивая ноги из окна. — Что ж время уже позднее, так что я отправляюсь почивать. Спокойного тебе сна, Сергей Вяземский.
— А я уж думал, ты собралась тут остаться… — иронично хмыкнул старлей.
— Мама мне говорила, что приличным девушкам нельзя оставаться наедине с малознакомыми мужчинами, — ехидно произнесла апостол смерти и выпрыгнула в окно, бросив напоследок, — До завтра!
— До завтра, — усмехнулся разведчик, заваливаясь на кровать и закладывая руки за голову.
* * *
Проснулся Вяземский как полагается — в половине седьмого. Сработала многолетняя привычка, от которой уже невозможно было отделаться ни в выходные, ни в отпуске. Привёл себя в порядок, оделся, экипировался, вышел из комнаты…
И едва не сбил с ног пискнувшую служанку, которая, отчаянно робея, что-то торопливо залепетала.
Несмотря ни на что новолатынь Сергей понимал с пятого на десятое, но общей смысл уловил — его вроде как приглашали на завтрак. Логично предположив, что таким макаром соберут всех гостей и не придётся отлавливать каждого по отдельности для сбора и возвращения на базу, старлей проследовал за служанкой.
Разведчик угадал верно — в уже знакомом помещении, где прошёл первый раунд переговоров, был накрыт стол, за которым находилось девять человек. Вершинин, о чём-то беседующий с Мерцеллой Фортос, Ливия при них — в качестве переводчика, двое генеральских сопровождающих и четверо новоримлянок. Одна — совсем ещё ребёнок, лет десяти от силы. Двоим другим — лет по тридцать, третьей на пяток годков меньше. Одеты все дорого, можно даже сказать — изысканно. Цвета одежды — синий и золотой — гербовые цвета гильдии Фортос. Наверняка члены семьи или иные приближённые лица. Вот только в отличие от мило улыбающейся главы гильдии и внимательно прислушивающейся к разговору генерала и Мерцеллы девочки, лица у этой троицы были не то что унылые — натурально похоронные. Как говорится — краше только в гроб кладут.
— Михаил Павлович, — произнёс Сергей, входя в помещение. — Сира Мерцелла.
— О, сир Вяземский! — приветливо улыбнулась Фортос. — Прошу к столу, разделите с нами скромную трапезу.
— Благодарю.
— Позвольте представить членов моей гильдии и моих родственниц. Марина — моя внучка, нынешняя глава гильдии, при которой я состою регентом. Оретта — моя дочь. Дорофея и Агата — мои невестки… Во всяком случае, пока ещё, — взгляд Мерцеллы, брошенный на троицу римлянок, был отнюдь не угрожающим, можно сказать, даже отечески-добрым, однако они почему-то съёжились. — В общем, я была бы весьма признательна вам, сир Вершинин, если что-то удастся разузнать о моих родственниках…
— Разумеется, — кивнул генерал. — Если ваши сыновья попали в плен — мы, безусловно, выдадим их. Без всяких условий. Если же нет…
— В таком случае хотелось бы их хоть похоронить как должно… — вздохнула Мерцелла.
— Это будет… непросто, — признался Вершинин. — Но мы постараемся сделать всё возможное.
— Ты так спокойно говоришь о похоронах с теми, кто их и убил, матушка, — зло бросила та из римлянок, что была помоложе. Вяземский отметил, что, как и Марина (удивительно привычные имена здесь всё-таки…), внешне она походила на Мерцеллу — тёмные волосы, тёмные глаза. — Наша честь требует…
— …тебе сейчас помолчать, Оретта, — спокойно перебила её женщина. — Они не младенцы — за ними было право решать, право совершать ошибки… и право платить за них.
