Только бы ремень удержал обоих! — пульсировало в голове, дёргало, трясло, пока автомобиль не прекратил переворачиваться.
Они повисли головой вниз. Снаружи вслед за визгом и ударом раздалась автоматная очередь, рёв мотоциклов, шум, крики. Мышцы выворачивало от неудобной позы, но Джек держал неподвижную Сандру, боясь, что та выскользнет. Сердце билось о рёбра так, что вся грудина болела. В перевёрнутом окне показалось лицо Энрике, одного из охранников. Он попробовал открыть дверь. Не вышло — ту заклинило. Бронированное стекло было не пробить, оно даже трещинами не пошло.
— Сейчас, малышка, сейчас… — бормотал Джек. — Всё хорошо, я держу тебя…
Она не ответила, и страх пробил ледяным потом.
— Малышка! Балерина! — позвал Джек.
Молчит.
— Сандра! — ещё громче сказал Джек. Закричал: — Сандра!
Не пристёгнутый водитель тоже не откликался. И не подавал признаков жизни.
Автомобиль закачало. Джек прижал Сандру ещё крепче к себе. Охранники вернули бронированный внедорожник на колёса.
— Кретины! — яростно выругался Джек. — Кто так делает?
Двое охранников смогли открыть дверь со стороны водителя. Кажется, ему было уже не помочь… Потом сунулись к пассажирам.
— Сэр, вы живы? Сеньора?
А Джек боялся перевернуть балерину к себе и увидеть её лицо. Тёплая, — подсказал разум.
Энрике покопался на приборной панели и кнопки блокировки пассажирских дверей отщёлкнули.
Джек осторожно, почти не дыша, словно в руках его была хрупкая скорлупка, перенёс вес на руку и повернул Сандру лицом к себе. Её голова запрокинулась назад. Рот приоткрыт, веки зажмурены.
— Сандра… — тихо-тихо позвал Джек.
И горло перехватило, а в голове стало пусто. До звона. Чёртова режущего звона, от которого хотелось закрыться и орать в голос, чтобы не слышать.
— Она живая, живая, — твердил внутренний голос… Или кто-то снаружи.
Джек встряхнул головой и услышал:
— Сеньор, отпустите сеньориту, мы держим. Мы её вытащим, затем вас. Она живая!
— Сеньору, — хрипло поправил Джек, пряча растерянность и страх за приказным рыком: — Аккуратно! Она беременна!
Не помня как, Джек сам выбрался из машины. Протаранивший их грузовик валялся на боку и дымился метрах в тридцати, пара недвижимых тел незнакомцев лежала на перекрёстке возле мотоциклов, и короткоствольные автоматы…
То есть совершено нападение. Со стороны переулка приближался белый с полосками полицейский фургон. Охранники склонились над кем-то, двое размахивали руками, останавливая синий минивэн. У одного рукав был залит кровью.
— Сандра! Где?! — метнулся к охране Джек, дрожа всем телом.
На него не обратили внимание. Предъявили корочку водителю минивэна, и только потом обернулись:
— Сюда, сэр! Скорее! Мы в спецчасть.
Двое поднялись, аккуратно уложили балерину на заднее сиденье. Понимая, что медлить нельзя, Джек гаркнул губастому водителю:
— Я заплачу! Езжай! — и бухнулся на переднее сиденье.
Всё было, как в тумане. Благо, они уже подъехали к центру Каракаса. До серого здания, которое охранники назвали спецчастью, было всего три улицы и поворот налево. А потом каталка, доллары из карманов, бег по коридорам, чуть тёплая маленькая ручка в его ладони, блики ламп дневного света над головой, скользящая надежда и безумный, страшный, немой крик в груди.
— Всё хорошо, девочка! Я с тобой… Только живи, малышка, только живи! — приговаривал он, сопровождая её повсюду и думая, что не простит себе, если что-то с ней… Никогда не простит: сам пристегнулся, а её не успел… Идиот! Эгоист проклятый! Не успел ангелов уберечь…
— МРТ у нас не работает, — сказал кудрявый врач в кабинете УЗИ, отходя, наконец от аппаратуры, — но судя по изображению и снимкам, разрыва внутренних органов нет, кровотечений нет. Из плохого: перелом в двух местах без смещения наружной части левой лодыжки, смещение шейных позвонков от удара и лёгкое сотрясение мозга. Да, и ещё есть ушибы, что в данном случае почти естественно.
— Почему она без сознания? — сухими губами выдавил Джек.
— Резко упало давление, возможно, от испуга. Мы сделали инъекцию. Не волнуйтесь, жить будет.
— А ребёнок?
— Всё в порядке. Сеньорита, можно сказать, легко отделалась.
Вдруг Сандра моргнула и медленно раскрыла глаза, сощурилась, ничего не понимая. Потом стиснула зубы, и, как боец, тут же попыталась улыбнуться, увидев мужа. Протянула к нему руку:
— Джек… живой…
Он, не помня себя от радости, бросился к ней, на колени на пол возле кушетки, принялся целовать её крошечные, нежные пальчики, всю ручку, боясь тронуть пушистую голову — вдруг что! Ведь сотрясение…
— Кроха моя, балерина, любимая, малышка, как же напугала! Как напугала! Я же никак без тебя… Я же не смогу… вообще никак…
Слёзы подступили к глазам в ответ на её трогательное и любимое на русском:
— Родненький мой!
Рука коснулась его волос, а Джек снова принялся целовать пальчики. И вдруг её глаза расширились в ужасе:
— А китёнок?!
— Жив, живой, не ударился, — с трудом дыша то ли от счастья, то ли от боли в рёбрах, проговорил Джек. — Ты не волнуйся больше, всё хорошо, у нас всё хорошо…
— Сеньор, — послышался позади голос врача и ещё чей-то фоном, — вы тоже побывали в аварии, давайте вас осмотрим.
— Я в порядке, — замотал головой Джек. Он и без рентгена знал, что сломал ребро или пару. Так уже было в драке — ни вдохнуть, ни выдохнуть, Сандра заехала каблуком, когда её швырнуло вверх, к крыше. Но разве это важно? Главное, что она жива, и Паблито.
Мужчины не плачут, но слёзы резали глаза и вырывались наружу. От счастья.
Превозмогая боль, Джек склонился над своей малышкой-женой и осторожно погладил ладонью живот. Затем коснулся носом её волос. В них по-прежнему жило солнце. И значит, жизнь продолжается…
Глава 28
Я поправила простыню. Совершенно непонятно было, куда девать ногу в гипсе: набок положишь — ноет, прямо — тоже. Чего только я не перепробовала! Заснула, вообще свесив загипсованную, будто в валенок, лодыжку с кровати. Но днём так не повисишь. Я не находила себе места: сажусь — голова кружится, шею ломит, лягу, покручусь с боку на бок, и не могу больше! Не валяшкинский у меня характер. Хотелось вскочить и бежать на завод, ещё куда-нибудь! Как же весь мир без меня? И подвиги? А вылежать надо целую неделю, как врач велел!
Я вздохнула и неловко сползла на подушку. В окно по солдатски скромной палаты виднелись лишь серые стены домов и уголок ясного неба. Я старалась не думать о том, что случилось вчера, но перед глазами то и дело возникала насыщенно-красная морда грузовика с жёлтыми надписями и смуглые, толстые пальцы на руле.
