— Что ты имеешь в виду под «домой»? — выдавила я. — Ты арендовал апартаменты в санатории? Или что?
— Это мой дом, — ответил Джек. — Тут пока мама живёт.
Я закашлялась. И он хотел удивить меня видом на Гудзон? Квартирой в небоскрёбе?! А-а-а…
Скорая остановилась перед полукруглым крыльцом, над которым балкончик подпирали тонкие колонны. Краем глаза в окно я увидела фонтан, бьющий прямо из стены, точнее из пасти льва, в бассейн с каменной кладкой. Глянула в противоположное окно — с левой стороны был точно такой же… Мой муж открыл боковую дверь и вышел из фургона на улицу. Обернулся ко мне. За его спиной показались двухметровые резные деревянные двери с витражами…
— Ты хочешь сказать, что мы тут будем жить? — уточнила я, не веря своим глазам.
— Да, — кивнул Джек. — Ребята из сопровождения останутся. Через час будет укрепление. Они не успели сразу, сказали — срочный заказ, только едут. Но полиция уже предупреждена, патрулирует.
— А джин у тебя тоже на побегушках? — спросила я, глупо хихикнув.
— Какой джин? — моргнул Джек. — У меня нет такого охранника.
— Забей, — махнула я рукой и, взглянув на резную вязь балкончика над крыльцом, с громким выдохом попросила: — Только ты показывай мне свой дом медленно-медленно, ладно? Чтобы не случилось, как в сказке «Восхищенья не снесла, и к обедне умерла».
— Я тебе умру! Ты что?! — вскинулся Джек.
— Сказка, снова сказка. Пушкина. Я точно займусь твоим мультиково-сказочным образованием. Чем вообще ты в детстве занимался? — я шлёпнула его пальчиком по носу.
— Дрался.
Я хихикнула.
— Тебе тут понравится, малышка, — с надеждой сказал Джек, осторожно взял меня на руки с каталки и потянулся к моим губам.
Восторженно-гортанный женский вскрик не позволил нам поцеловаться ни по-французски, ни по-пуэрторикански.
— Джакобо! Деточка…
Двухметровая деточка размером с медведя обернулась вместе со мной на руках. Я увидела полноватую латиноамериканку среднего роста с крупным, выделяющимся носом на добром, простом лице, обрамлённом тёмными волосами, убранными назад. В цветастом балахоне и шлёпанцах, больше похожая на служанку, чем на хозяйку дворца, женщина бежала к нам с распростёртыми объятиями, сияя самой радужной на свете улыбкой.
— Джакобо, ты приехал!
— Мама, — выдохнул Джек и засиял в ответ.
* * *
Женщина увидела мою шишку, современный пластиковый ортез, заменивший гипс на ноге, и тотчас всплеснула руками:
— О, девочка…
— Мама, знакомься, это моя жена, Сандра. Она спасла мне жизнь.
В тёплых карих глазах женщины заблестела слеза, она прикрыла рот рукой и покачала головой. Потом опомнилась и подошла к нам совсем близко. Её ладони коснулись моих щёк, горячие губы поцеловали в лоб, словно печать на таможне поставили: «Принята».
— Спасибо тебе, доченька! — погладила она тыльной стороной ладони по моей щеке. — Такая крохотная, ребёночек совсем…
— Это вам спасибо! Я… — я расчувствовалась от мгновенного тепла, которым одарила меня незнакомая женщина. — Я так рада наконец познакомиться с вами… миссис Рендальез!
— Мама, — подсказал Джек с улыбкой, — только мама. Моя и твоя, Сандра. Поэтому «мама» и на «ты».
Я растерялась — разве может быть у меня другая мама, кроме той, что уже есть? Взглянула на мужа, потом на его маму. В глазах женщины напротив столько любви светилось к моему замечательному корсару, что даже на меня хватало.
И она не возразила ничем на утверждение Джека, просто ждала, что скажу я. А что я могла сказать? Что я люблю её сына больше жизни? Она, кажется, тоже. И эта любовь уже делала нас близкими-близкими, пусть и незнакомыми друг другу совсем. Но ведь впереди жизнь, и мы узнаем друг друга, а главное — уже есть. Потому я улыбнулась, тронутая до глубины души сердечностью, отсутствием ревности и задних мыслей. В сердце моём стало горячо и трепетно, и я сказала:
— Мама… Можно я буду так вас называть?
— Можно, деточка, — ласково ответила моя новая свекровь. — И на «ты» можно. Даже нужно. Добро пожаловать домой, Анхелита! Насколько ты любишь моего сына, настолько я люблю тебя!
— Я очень-очень его люблю! — ответила я, подняв глаза к мужу.
Благодарный и растроганный, Джек коснулся губами моей макушки. Миссис Рендальез погладила по руке сына и не смогла сдержать слёз:
— Да, сыночек, ты прав. Это не Моника! Это наша девочка!
— Я говорил! Говорил! — засиял Джек. — А бабушка где?
— На кухне, стряпает. Ведь дорогих гостей ждём! Ну, что же мы на пороге, заноси жену в дом. — Посмотрела снова на мою ногу в турбокасте
[40] и, зацокав языком, покачала головой. — Как же так! Сильно болит, доченька?
— Нет, — соврала я, не веря, что мне, наконец, повезло.
Как же я боялась ревности и придирчивых взглядов, недоверия и попыток выискать в моих чувствах подвох. Нет, ничего этого в миссис Рендальез не было. Счастье! Разве могла жутко ноющая лодыжка помешать ему?!
* * *
Мы пересекли холл, увенчанный высоким круглым куполом с квадратными окошками по диаметру, как в башне. Мне в глаза бросилась окантованный воздушной ковкой перил закруглённый балкон на втором этаже, куда вела массивная дубовая лестница. Джек аккуратно уложил меня на софу в огромной гостиной с диванчиками, креслами и огромными каменными вазами по углам с роскошными букетами цветов в каждой. На стенах — большие картины в тяжёлых рамах, с присущими латиноамериканской живописи крупными мазками и сочными красками: натюрморты, цветы, птицы.
На журнальном столике с львиными ножками валялось рукоделие — совсем, как у Таниной мамы — вышивка в пяльцах. Джек прогрохотал басом так, что эхо разнеслось меж белыми стенами, старинными шкафчиками-горками с витражами и резьбой — такими же, как на входных дверях:
— Бабушка!
Мне аж советский Ералаш вспомнился. «Иду, Мишенька, иду, маленький…»
Даже такого баса громовержца не хватило, чтобы покачнуть кованую люстру, свисающую с высоченного потолка на железной цепи. Кажется, её тоже не в этом веке делали, и даже не в прошлом… Из ещё одних резных дверей выбежала сухонькая, совершенно коричневокожая бабулька, ростом, наверное, с меня, в джинсах, футболке и с короткими, крашенными в насыщенный баклажан волосами. О, как чудесно! Я тут буду не одним гномом!
— Ба! — радостно бросился к ней Джек, подхватил на руки и закружил. — Привет, ба!
— Ой, разбойник! Опусти, чертёнок! Чтоб тебя, Джакобо! Весь песок из меня растрясёшь!
Джеку досталось и сухоньким кулачком, и полотенцем, и поцелуями в щёки, лоб и макушку.
