— Сеньора Эва говорила, что мама не разберётся, что со всем этим добром делать, а я, — засмеялся Джек, — оборотистый малый. Говорила, что не промотаю… Ей нравилось, как я лбом стены прошибал. Когда старушка при смерти была, я уже в Оле-Оле допахался до высоких должностей. И квартиру сам купил — ту нашу, кондо. То есть понятно было, что мозги у меня в голове есть. Мама тут репутацию мою вовсю поддерживала — хвасталась сеньоре Эве постоянно, как я получал премии «лучшего сотрудника компании», как Стэнфорд окончил и про всё остальное. Видимо, старушка прониклась. Я вообще маме предлагал работу бросить, но они тут с сеньорой Эвой стали не разлей вода. Мама уже и не экономкой была, а компаньонкой, что ли… Сама сказала, что старушка без неё никуда, и она её досмотрит. С бабушкой моей сеньора Эва в карты рубилась, трубку курила и ром попивала, а мама лучше родной дочери за сеньорой присматривала. Я когда приезжал, уже и к сеньоре Эве, как к родственнице относился. Бабушке трубку новую из Индии, к примеру, везу, и сеньоре. Она радовалась. Я и не думал, что в итоге мне так крупно повезёт!
— Действительно крупно. Скажи, а дочь и внучка не претендовали на наследство?
— Нет.
— Ты их вообще видел?
— Нет. Мама рассказывала, что видела их тысячу лет назад. Говорит, высокомерные особы. Особенно дочь — та просто кичилась своим положением, а потом вроде муж её разорился. И старушка Эва не помогла всё равно — не любила злых и бездельников. И было то, чего простить не могла. Просто морщилась при упоминании о дочери, словно ей перца чили вместо банана подсунули. Хрен его знает, что у них произошло. Мне эти семейные дрязги не нужны. Тем более, что дочь уже от рака умерла. Что там со внучкой, не знаю. Да мне, если честно, плевать. И ты не парься, балерина, — он мне подмигнул.
— Хорошо, любимый, не буду. Дом кажется очень старинным.
— Имение построено ещё испанцами, до того, как остров стал принадлежать США.
— Родовое… Странно, что внучка не стала на всё это претендовать, — я обвела рукой вокруг себя. — Такая роскошь!
— Если за пять лет не опомнилась, вряд ли очнётся, где бы она ни была.
— Интересно было бы на них посмотреть.
— Незачем, — хмыкнул Джек.
* * *
Потом меня уложили, как принцессу на подушки, кормили хором, веселили и спать уложили, аж немножко неудобно было от такой повышенной заботы. Но, уставшая от впечатлений, поездки и почти бессонной ночи, я отключилась, как убитая, чтобы на утро обнаружить две новости — плохую и хорошую.
Во-первых, приехала моя любимая подружка Таня, которой Джек оплатил путёвку в Пуэрто-Рико. Как всегда сюрпризом, ещё когда мы в первый раз собирались сюда выехать — жениться. Таня, наконец, получила визу, а Джек со своими перипетиями про неё забыл. Но теперь вышло вовремя. Секретники!
Я наобнималась с Танюшей, обалдевшей от того, куда она попала. Я и сама не слишком верила в происходящее. Рассказала подруге, что на свадьбу та опоздала. А потом предалась всей сладости говорения на родном языке, счастью слушания упоительных Таниных рассказов и предвкушению того, как удивится моим рассказам она!
Так хорошо стало, что даже красный грузовик перестал перед глазами всплывать. Вот правильно один индийский мудрец говорил, что поболтать — самая лучшая психотерапия для женщины!
— Представь, — говорила Таня, — Джек через руководство своей компании в Ростове договорился о бессрочном отпуске для меня с моим шефом. Он сумасшедший!
— Он самый лучший!
И тут самый лучший позвонил мне и веселым тоном сообщил, что на пару деньков отлучился по делам. В Нью-Йорк. По моей спине пробежала холодная струйка пота. Боже, там же все эти крокодилы! И он один!
— Я не один, балерина, — уверенно сказал Джек. — Со мной половина Совета директоров, акционеры, которым не нравится, когда их грабят, ФБР и ребята из Нью-Йорк Таймс. Кстати, никто из крокодилов не знает, что я жив, и что ты жива. Я позаботился о том, чтобы крысы расслабились. Загоню их в клетку и домой.
— Обещаешь? — чуть не плача, проговорила я.
— Клянусь!
— Смотри мне, — всхлипнула я. — Возвращайся быстро и целым. Ты поклялся! А то где бы ты ни был, найду, спасу и в глаз дам!
— Боже, балерина, я научил тебя плохому. Но и я от тебя кое-чему научился. Я не сдамся! И устрою им, как ты говоришь, «Кузкыну мат». Всё, мой рейс объявили. Не скучай, малышка! — чмокнул меня в трубку Джек. Отбил звонок. И пошёл брать на абордаж штаб-квартиру в США.
Я моргнула и уставилась на Таню. Права была горничная Эми: или бери абонемент к психотерапевту, или не выходи замуж за Джека Рэндалла.
— Ты чего такая белая? — спросила Таня. — Плохо? Врача вызвать? Водички?
— Мне нельзя волноваться. Мне нельзя волноваться. Мне нельзя волноваться, — проговорила я, зажмурившись, потом распахнула глаза и рявкнула: — И как, скажи мне, его ехать спасать со сломанной ногой?! В чёртовом Нью-Йорке?!
— А, может, не надо? — разумно ответила Таня. — Ты лежи. Он большой. Умный. И сам справится.
Как бы хотелось в это верить! Иначе правда найду и в глаз дам!
Глава 29
Полированная дверь цвета махагона открылась. Вошёл долговязый, с залысинами, уносящими лоб куда-то аж под темечко, Майк Девенпорт. Нахальная улыбка припудрена наносным уважением.
— Разрешите, сэр?
— Заходи, парень, — ответил Уилл Баррел, развернувшись к визитёру в своём высоком кресле. На троне из дорогой чёрной кожи, за монументальным дубовым столом, больше подходящим королю ужасов — Стивену Кингу, пергаментный старичок в жёлтом пиджаке и алом галстуке-бабочке смотрелся бы нелепо, если бы не серые глаза. Цепкий взгляд готовой перекусить хребет акулы. Самого ушлого проберёт.
— Секретарь сказал, что вы хотели поговорить. Это большая честь для меня! — льстиво пропел Майк. — О чём, мистер Баррел?
— Прикрой дверь.
Щёлкнула ручка, Девенпорт прошёл к изголовью огромного кабинета, но не успел сесть, как Уилл Баррел добавил:
— Поговорить хотел. Но не я. Я — только послушать.
Брови Девенпорта взметнулись, он обернулся, ища ещё кого-то в кабинете владельца контрольного пакета акций. Джек быстро встал с кресла у стены за баром и перекрыл выход. Майк побледнел, но тут же улыбнулся фальшиво.
— О, Рэндалл! Ты какими судьбами?
— Привет, Майк! Копию моего отчёта сделал?
— Какого отчёта? — побледнел ещё сильнее Девенпорт.
— Этого. — Джек шлёпнул о длинный стол переговоров скрепленные на пружине бумаги. И тут же резким движением ткнул в папку Девенпорта лбом. Не удовлетворило. Чуть повернул и придавил так, что тот вмялся щекой в ламинированную обложку. — Читай, Майк. Хорошо видно?
— Что ты себе позволяешь, Рэндалл?! — голосом рыкнул Девенпорт.
