Куинн тем временем рассматривает доску на стене с именами и фотографиями сотрудников факультета. Многие из них приехали из-за рубежа, если судить по их именам. Пара довольно изысканных черно-белых фотографий, а в остальном стандартные снимки, сделанные цифровой камерой. Кроме фотографии Эсмонда – она явно постановочная и сделана профессионалом.
– И что ты думаешь по этому поводу? – спрашивает Куинн, глядя на фото. – По-моему, немного ку-ку. Бакстер тоже так думает, изучив его страницу в «Фейсбуке».
– Честно говоря, по мне, так он выглядит немного неуверенным, – задумчиво говорит Гислингхэм. – Какая-то непонятная защитная реакция…
– Не знаю, – с гримасой заявляет Куинн, – от чего еще нужно «защищаться», когда у тебя такой домина. Он, должно быть, купается в деньгах.
– Кстати, насчет денег… Ты проверил дом? – «Как я тебя просил» остается за скобками.
– Как ни странно, я послал запрос, – отвечает Куинн с чуть заметным сарказмом. – И теперь жду ответа. Но, держу пари, это старые семейные деньги. На свою зарплату он себе такого не мог бы позволить. А откуда еще могли появиться деньги? Казнокрадство я с самого начала исключаю. – Он обводит рукой немного потертое помещение, древнюю батарею отопления, полки из древесноволокнистых плит. – Просто посмотри вокруг.
– И вы правы, офицер. Нарушения в академической сфере редко связаны с денежными вопросами.
Голос раздается от двери. В проеме стоит высокая худая женщина со значительным лицом, одетая в несколько слоев темной одежды. Широкие брюки, туника, мужская сорочка-блузон. На шее у нее висит ожерелье из геометрически правильных кусочков сплава олова со свинцом, которое достает ей до пояса.
– Меня зовут Анабелла Джордан. Не хотите ли вы подняться ко мне? Мэри принесет нам кофе. Я бы, например, не отказалась от чашечки.
Ее кабинет расположен на втором этаже, с окнами на улицу. Должно быть, когда-то здесь располагалась гостиная с лепными карнизами, камином и металлической решеткой вокруг него. Вдоль стен стоят неряшливые книжные полки, а перед ее столом – два потертых кожаных кресла. На стене висит плакат в рамке с Выставки искусства палеолита, которая проходила в Музее Эшмола
[30], – вырезанная фигура женщины с выступающими бедрами и грудью, непропорционально маленькой головой и без лица.
– Присаживайтесь, прошу вас. Полагаю, что вы пришли поговорить о Майкле. Какое кошмарное несчастье…
– Вы уже слышали? – спрашивает Гислингхэм, нахмурившись. Прессе пока не сообщали никаких сведений о пострадавших.
– Я видела новости, сержант, – говорит Джордан, садясь на свое место. – И узнала дом. Вскоре после переезда в него Майкл устроил вечеринку; были все факультетские, аспиранты – всего человек сто… После этого я стала стыдиться своего домика в Саммертауне.
Гислингхэм согласно кивает – без сомнения, это многое объясняет.
– И ваш коллега прав. – Женщина поворачивается в сторону Куинна. – Это были – и есть – семейные деньги. – Она вновь сидит лицом к Гислингхэму и выглядит озабоченной. – А есть какие-то новости о Мэтти?
– Я ничего не слышал. – Сержант качает головой.
– А этот бедный ребенок? Захария. Какая потеря… Какая жуткая, глупая, бессмысленная потеря…
– Как мы понимаем, мистер Эсмонд в настоящее время находится на конференции в Лондоне?
– Да, правильно. – Она откидывается на спинку кресла и складывает перед собой руки.
– А вы не знаете, где он может остановиться в Лондоне? Может быть, у друга? Или в какой-то знакомой гостинице?
– Нет, боюсь, здесь я вам ничем не помогу. – Женщина качает головой. – Скажу больше – я уже довольно давно не видела его.
Она делает попытку встать, но Гислингхэм еще не закончил.
– А что вы можете рассказать нам о нем, профессор Джордан?
Анабелла вновь садится в кресло и слегка хмурится.
– Старательный. Трудолюбивый. – И после паузы добавляет: – Может быть, ему немного не хватает чувства юмора… И мне кажется, что он с трудом заводит друзей.
– То есть среди сотрудников у него их нет?
– Если говорить о «друзьях», то нет. – Она начинает рассеянно поигрывать ожерельем. – Есть люди, с которыми он работал теснее, чем с другими, но я думаю, что здесь лучше подойдет слово «коллеги».
– А над чем конкретно он работал?
– Я не в курсе, что вы знаете об антропологии, офицер… – с сомнением говорит Джордан.
– Считайте, что ничего, – улыбается Куинн.
Женщина поднимает брови.
– А ведь она более значима, чем вы ее себе представляете. Майкл специализировался на обрядах инициации и жертвоприношениях в примитивных и аборигенных группах. Возрастные посвятительные обряды, шаманские камлания и так далее. Весь спектр социальных, культурных, ритуальных и религиозных факторов, которые влияют…
У Куинна уже совершенно остекленевший взгляд.
– …Он написал очень впечатляющую докторскую диссертацию, и практически сразу же после этого ему предложили работу в Ливерпуле. Какое-то время казалось, что его карьерный рост никогда не прекратится…
– Но… – подсказал Гислингхэм.
– Простите? – Ее глаза сверкнули.
– Просто я давно этим занимаюсь, – сухо пояснил сержант.
Она улыбается, хотя видно, что ей немного не по себе.
– Скажем так – его взлет оказался короче и не таким быстрым, как можно было ожидать. Исследования заглохли, и я знаю, что в последние несколько месяцев он искал новую работу здесь и в других университетах, но его заявления даже не рассматривали. Все это было строго конфиденциально, – быстро добавляет она, – но я, как его бывший научный руководитель, узнала об этом.
– И как он себя ощущал?
– Уверена, что он был разочарован. А кто бы не был на его месте?
Уж что-что, а профессиональный уход от ответа Гислингхэм отличить в состоянии. Так что он меняет тактику.
– А как он вел себя в последнее время?
– Я не уверена, что понимаю вас.
Опять.
«Что ж, – думает он, – ты сама напросилась».
– Какое у него было настроение? Не менялись ли в последнее время его привычки и поведение?
– Майкл всегда очень осторожен… очень продуман. – Она сначала смотрит на сержанта, а потом отводит взгляд.
– Но?..
– Но в последнее время он вел себя… я бы сказала, «несдержанно». Откровенно высказывался, озвучивая при этом довольно спорные вещи. Вот как-то так…
