Спустя пять минут Эверетт открывает дверь. Свечи, фарфор, купальные халаты, полотенца. И если здесь есть что-то не белоснежное, то только потому, что оно из стекла. Все кругом настолько утонченное, изысканное и благоухающее, что Верити, стоя посреди этого великолепия, чувствует себя пигмеем. К счастью, ждать ей приходится недолго – девушка за прилавком поднимает на нее глаза и улыбается.
– Вас интересует что-то определенное? У нас сейчас распродажа.
Эверетт нервно обходит столик с разноцветными бокалами для шампанского и достает свое удостоверение.
– Детектив-констебль Эверетт, полиция долины Темзы. Могу я поговорить с управляющим?
– А что, что-то случилось? – Видно, что девушка насторожилась.
Эверетт включает улыбку.
– Нет, ничего. Мне просто надо поговорить вот с этой леди с фотографии.
Девушка берет у нее фото и кивает.
– Ну, конечно, это Мел. У нее перерыв. Я сейчас ее позову.
Девушка исчезает в глубине магазина, а Эверетт остается таращиться на бокалы для шампанского. Те, что стоят у нее, подарила ей мама, когда она впервые уезжала из дома. Кажется, что они сошли прямо с рекламы «Бейбишама»
[32].
– Здравствуйте. Простите, но Дженна не смогла вспомнить вашего имени.
Верити поворачивается. Перед ней действительно женщина с фотографии. Среднего роста, с приятными чертами лица и аккуратно подстриженными темно-каштановыми волосами. В свете безжалостных ламп ее губы кажутся багровыми.
– Констебль Эверетт, – представляется детектив, протягивая руку. – Верити.
– Мел Кеннеди. И зачем я вам?
– Эта женщина на фото рядом с вами…
– Сэм? Так вы по поводу Сэм?
– А вы видели пожар в новостях? – спрашивает Эверетт, глубоко вздохнув.
– Нет, только не дети, – женщина бледнеет, – только не говорите, что…
– Мне очень жаль. – Верити смотрит, как Кеннеди на ощупь находит стул и тяжело опускается на него. Руками она зажимает рот. Шок выглядит вполне естественным.
– Успокойтесь. Хотите воды?
– Не могу в это поверить. – Кеннеди трясет головой.
– Когда вы видели миссис Эсмонд в последний раз?
Какое-то время Кеннеди молча смотрит на детек-тива.
– А знаете, я не помню… Может быть, прошлым летом?
– Этой фотографии, мне кажется, несколько лет?
– По крайней мере, три года. – Девушка еще раз смотрит на фото. – Работала она здесь очень недолго. Но у нас были неплохие отношения. Действительно неплохие.
– Нам пока не удалось обнаружить миссис Эсмонд. – Эверетт на шаг приближается к своей собеседнице. – Вы, случайно, не знаете, где она может быть?
– Она была очень закрытым человеком. – Мел качает головой. – И почти ничего не говорила о своей личной жизни.
– У нее не было друзей? К которым она могла бы уехать?
Девушка беспомощно пожимает плечами.
Эверетт набирает побольше воздуха в легкие – вопрос, который она собирается задать, не из простых.
– Зная миссис Эсмонд – Сэм, – как по-вашему, могла ли она оставить детей одних в доме?
Ответ Кеннеди уже готов.
– Сэм никогда так не сделала бы, – говорит она со страстью. – Ни за что!
– А почему она ушла отсюда?
Достав бумажный платок, Кеннеди сморкается.
– Она тогда носила Захарию. И ее муж решил, что для нее это будет слишком тяжело. Ведь у них уже был Мэттью. Но, между нами говоря, мне кажется, что он с самого начала не хотел, чтобы она работала. Вечно нас подкалывал: «И что вообще представляет из себя весь этот потертый шик?» Ну и тому подобное. Мне кажется, он немного высокомерный. И немного сноб.
– А вы часто его видели?
– Нет. Он редко сюда приходил. Как я уже говорила, мне кажется, он не одобрял того, что его жена работает в магазине.
– А на ваш взгляд, они были счастливы? Проблем в семье не было?
– Нет, конечно. Ничего похожего. Он на нее надышаться не мог. Так она всегда говорила.
* * *
21 февраля 2017 года, 07:45 утра
317 дней до пожара
Саути-роуд, 23, Оксфорд
Она просыпается от стука тарелок. Сон был необычно глубоким, и сейчас она выплывает из него, как из полузабытой угрозы, – так чувствует себя человек, вырываясь из затягивающей его глубины. Вторая половина кровати холодная – Майкла нет на месте. И это тоже необычно: он никогда не встает первым. А потом она вспоминает. Сегодня ее день рождения. И именно поэтому снизу слышится весь этот шум. Мальчики готовят ей завтрак в постель. Один и тот же сюрприз повторяется из года в год, но ей всякий раз удается притвориться, что для нее это полная неожиданность. Она садится и с усилием запихивает подушку себе под спину. Несмотря на центральное отопление, в комнате холодно. Она тяжело вздыхает. Единственный способ избежать холода – это содрать со стен всю штукатурку и утеплить их по-новой. Именно это сделали их соседи напротив, прежде чем въехать. Но они в то время снимали где-то жилье, и им не пришлось жить в доме во время ремонта. Она получила предложение от строительной фирмы, но, когда пыталась обсудить его с Майклом, он вечно начинал жаловаться на будущую грязь.
Теперь на лестнице раздаются звуки шагов, и она слышит, как Захария что-то громко говорит, а Мэтти успокаивает его: «Тише, тише!» Несколько мгновений спустя дверь открывается, и в нее, крича во всю силу своих легких: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!», врывается Захария. Он забирается на кровать, набрасывается на нее, а его отец говорит: «Тише, Тигра!» И это тоже повторяется из года в год.
Майкл пристраивается на краю кровати и передает ей поднос. На нем: чай, налитый в одну из веджвудских
[33] чашек, которые подарила им его мать, сваренное яйцо (вклад Мэтти) и три куска тоста, щедро намазанные клубничным джемом (это Захария). Здесь же, в маленькой вазе, стоит роза. Майкл поворачивается к старшему сыну, который держится сзади с немного отрешенным лицом.
– Подходи, Мэтти. Хватит тебе там дуться.
Тот поправляет на носу очки – Саманта знает, что они ему велики, но окулист настоял. Сын робко подходит и протягивает ей два свертка.
– Ты же сам упаковывал, да, Мэтти? – говорит Майкл, подталкивая его еще ближе.
Мэтти кладет свертки на кровать и осторожно забирается к матери. Она протягивает руки, прижимает его к себе и целует в голову. Захария начинает ерзать, и чай проливается в блюдце.
