В больнице Джона Рэдклиффа яркие лучи зимнего солнца заливают палату интенсивной терапии в педиатрическом отделении. Дойдя до двери, Гиффорды останавливаются, потрясенные количеством аппаратуры, установленной возле каждой кровати. Простыни ярких цветов и рисунки животных на стенах лишь усиливают это впечатление. Сестры быстро и бесшумно двигаются между пациентами, проверяют мониторы, дают лекарства и переговариваются друг с другом полушепотом. Лора Гиффорд подносит носовой платок к губам, и Эв успокаивающе дотрагивается до ее руки.
– Я знаю, выглядит это ужасно, но на поверку все не так плохо, как кажется на первый взгляд, – говорит она негромко. – Здесь просто фантастические специалисты. Лучшего для Мэтти и пожелать невозможно.
– Мистер и миссис Гиффорд? Нас предупредили, что вы приедете. Прошу, пожалуйста, за мной.
Мэтти лежит в кровати возле окна. Глаза у него закрыты, и он не шевелится. На лице у него закреплена кислородная маска, от груди идет целый пучок проводов. Все его тело скрыто под бинтами и повязками. Вокруг глаз – там, где горела оправа, – видны следы.
– Как он? – шепотом спрашивает Лора.
– Сейчас он под воздействием седативных средств. – Сестра поднимает на нее глаза. – Ему сделали бронхоскопию и рентген. Теперь мы постарались устроить его как можно удобнее, но, боюсь, состояние остается очень тяжелым. Следующие сорок восемь часов станут критическими.
Миссис Гиффорд начинает беззвучно всхлипывать; муж обнимает ее за плечи.
– Они знают свое дело, милая. Это одна из лучших больниц в стране.
– Он кажется таким крохотным…
– Это все из-за кровати, – с готовностью поясняет сестра. – Они у нас такие большие, что бедные детишки на них просто теряются.
– А можно с ним немножко посидеть? – спрашивает Лора.
– Ну конечно. – Сестра улыбается. – Сейчас я организую пару стульев.
Но когда она выходит в коридор, Гиффорд кладет руку на плечо жены.
– Ты оставайся здесь с сестрой, а мы с констеблем постараемся найти нам всем чай.
Эверетт уже готова сказать, что она справится с этим одна, но одного взгляда на лицо Гиффорда достаточно, чтобы понять: он хочет поговорить с ней с глазу на глаз.
Как только они отходят достаточно далеко, мужчина поворачивается к ней лицом.
– Вам же надо будет провести опознание, не так ли? Я имею в виду Саманту.
– Боюсь, что да. – Эверетт кивает.
– А она здесь? – спрашивает мужчина, и тон его голоса цепляет Верити. – В этой больнице? Понимаете, я не хочу, чтобы Лора ее видела. Ей и так несладко. Я не хочу, чтобы она запомнила дочь такой…
– Думаю, это очень мудро с вашей стороны, сэр.
– Так, может быть, сделаем это сейчас? Пока она с Мэтти? Вы можете это организовать?
– Я сейчас спущусь и поговорю с патологоанатомом, – говорит Эверетт, доставая телефон.
* * *
Вернувшись за свой стол, Гислингхэм оказывается перед дилеммой. Теоретически он может отправляться домой – в конце концов сегодня выходной, – но вся команда работает, а он – их сержант. И не хочет, чтобы остальные подумали, что он дал слабину. Так что, когда Гислингхэм включает компьютер и во второй раз набирает в «Гугле» «Майкл Эсмонд», он делает это скорее для того, чтобы чем-то себя занять, а не потому, что надеется найти что-то новое.
Десять минут спустя Гис убеждается: все, что он видит перед собой на экране, уже найдено Бакстером в «Фейсбуке». Рутинная информация о научной квалификации Эсмонда, ссылки на его выступления на конференциях и публикации. В конце шестой страницы «Гугл» сообщает: «Мы удалили некоторые статьи, аналогичные тем 72, которые вы видите перед собой». Любой другой на его месте – а Куинн-то уж точно – сдался бы, но Упрямство – это второе имя Гиса, так что он возвращается в начало списка и кликает по одной из наименее многообещающих ссылок. И находит…
* * *
– Вы хотите сказать, что мне не придется туда заходить? – Грегори Гиффорд сидит в небольшой комнатке рядом с помещением морга. В ней нет окон, пол затянут традиционным серым ковром. На столе перед ним стоит компьютер. На экране лениво то исчезает, то появляется логотип клиники. Это все-таки лучше, чем оцифрованные рыбки.
Эверетт дружелюбно улыбается Гиффорду:
– К счастью, сейчас всё уже не так, как показывают по ящику. Гораздо менее драматично. Когда будете готовы, ассистент выведет на экран фотографию, и вам зададут вопрос: «Узнаете ли вы свою дочь?» Вот и всё – больше ничего делать не нужно.
– О’кей. Понятно. – Гиффорд делает глотательное движение. Несколько мгновений он барабанит пальцами по столу. – Ладно. Давайте заканчивать. Лора будет нас искать.
Эверетт кивает ассистенту, который нажимает несколько клавиш. На экране появляется изображение. Фотографировали с верхней точки. Видно лицо женщины, а вот ее тело закрыто простыней. Не так это было, когда Эверетт попала сюда впервые. Она уже говорила это и будет повторять в будущем: «Как бы они ни умерли, у всех них есть нечто, что западает тебе в голову и никуда не девается, – какая-то мелочь, которая несет на себе отпечаток их личности». В случае с Самантой Эсмонд это лак для ногтей. Несмотря на все повреждения и грязь, Эверетт ясно видит, как много внимания эта женщина уделяла своим рукам. Бесцветный лак, аккуратные кутикулы. Констебль готова побиться об заклад, что на тумбочке возле ее кровати стояла целая банка с кремом для рук.
Она слышит, как сидящий рядом с ней Гиффорд втягивает воздух, и поворачивается к нему.
– Это ваша дочь, сэр?
– Да, это Саманта. – Он повторяет глотательное движение.
– Благодарю вас. Я знаю, как это непросто…
Изображение исчезает. Гиффорд поворачивается в кресле и оказывается лицом к лицу с Эверетт.
– А Захария? Разве его не надо опознавать?
Эверетт и ассистент обмениваются взглядами.
– Есть другие методы, которые, на наш взгляд, больше подходят в его случае, – отвечает ассис- тент.
Но Гиффорд далеко не дурак.
– Вы не хотите, чтобы я его видел, так? Потому что он в жутком состоянии, да?
Эверетт качает головой, понимая, что неискренна с ним. Она видела фотографии.
– Нет необходимости расстраивать вас, – говорит она. – Правда.
Гиффорд откидывается в своем кресле, и на одно ужасное мгновение ей кажется, что он будет настаивать, но его плечи слегка опускаются.
– Ладно, – говорит он. – Вам виднее.
– Думаю, да, – говорит констебль, делая печальное лицо. – К сожалению.
* * *
– Инспектор Фаули? Вас здесь хотят видеть, сэр.
Это Андерсон – он сегодня дежурный. И, кажется, с большим, чем обычно, подозрением относится к неизбежным рискам, связанным с нашей профессиональной деятельностью, коими в его глазах являются посетители.
