– Уверена в чем, Алекс? Во мне? В нас? Как ты можешь быть уверенной в чем-то, черт возьми, когда ты со мной даже не разговариваешь?
– Прошу тебя, – в ее голосе появляются умоляющие нотки. – Я вовсе не хочу сделать тебе больно…
– Да неужели? Я бы посоветовал тебе поставить себя на мое место…
А потом я делаю то, что не делаю практически никогда. И ни с кем. И уж точно не с Алекс.
Я разъединяюсь.
Потому что внезапно понимаю, что я сыт по горло. Сыт этим делом. Сыт этой абсурдной ситуацией с Алекс. Встаю и иду к двери, где чуть не натыкаюсь на Куинна, который явно хочет поговорить со мной.
– Босс?
– Не сейчас. Меня нет.
Он таращится на меня. На куртку, которую я оставил на стуле.
– На улице чертовски холодно… я хочу сказать…
– Наплевать.
* * *
Большими шагами выхожу на тротуар и останавливаюсь. Я все еще с трудом дышу, но уже начинаю понимать, что это была нелепая идея. Все люди на улице укутаны в шарфы, шапки и перчатки, включая мужчину, стоящего на противоположной стороне улицы и смотрящего на здание участка. Он молод – скорее всего, ему не больше двадцати. Короткая стрижка, узкие бедра, шарф, завязанный одним из этих модных узлов, который называют парижским (как вы понимаете, название я услышал от Куинна). Он смотрит то на экран своего телефона, то на наше здание. Я быстро пересекаю дорогу, с трудом увернувшись от мотоцикла, и иду в его сторону. По крайней мере, на мне нет формы, которая могла бы его испугать. Хотя если он примет меня за психа, разгуливающего в такую погоду в рубашке с коротким рукавом, то я на него не обижусь. Приблизившись, понимаю, что он нервничает. Прикусив губу, смотрит на экран телефона. Ногти у него на руках покрыты черным лаком.
– Я могу вам чем-то помочь?
Он поднимает глаза, и его зрачки расширяются.
– Я здесь работаю. В полиции. Вы что, хотите с нами о чем-то поговорить?
– Не хочу отнимать у вас время. – Молодой человек краснеет. – Может быть, и говорить-то не о чем…
– Однако этого «не о чем» достаточно для того, чтобы вы стояли здесь на морозе, не зная, как вам поступить. По-моему, речь идет не о каком-то пустяке.
Он открывает было рот и снова его закрывает.
– Пойдемте со мной. На худой конец согреетесь. А если говорить не о чем, значит, не о чем. – Я пытаюсь улыбнуться, и это срабатывает.
– Ладно, – соглашается молодой человек.
* * *
12 декабря 2017 года, 15:54
23 дня до пожара
Саути-роуд, 23, Оксфорд
– Осторожнее, вы же не хотите свалиться!
Сэм стоит на стремянке, которую держит Гарри. Она украшает елку. Час назад, когда она открыла входную дверь, за ней оказался Гарри с одной из самых больших елок, которые она только видела в жизни. В ней, наверное, не меньше восьми футов
[92].
– Знаете, – говорит Гарри, когда им удается втащить ель в помещение, – я подумал, что стоит использовать высоту потолков по максимуму.
– Она просто великолепна, Гарри. У меня нет слов…
– Позже мы с Мэттом сходим за падубом. Можно будет посмотреть что-нибудь для холла. Как вы думаете, он не будет возражать?
– Он будет просто счастлив! Без сомнения.
Сэм стоит и смотрит, как мужчина устанавливает ель в гостиной; покусывая губы, вспоминает предыдущие праздники, когда она по три дня не вылезала из постели и Майклу приходилось жарить обыкновенного размороженного цыпленка.
«На этот раз, – говорит про себя Сэм, – все будет по-другому».
Она уже купила индейку, сладкие пирожки и торт. А еще «полено». Майкл всегда говорит, что предпочитает «полено» рождественскому торту, но если у них будет еще и торт, то они с мальчиками смогут покрыть его глазурью, как это делала ее мама, когда она была ребенком.
Но пока Сэм стоит на стремянке, окруженная украшениями, которые Гарри достал с чердака. Ей никогда не нравилось, как обставлен их дом, – она даже хотела полностью сменить мебель, когда они переехали, но Майкл уперся. Правда, сейчас его мания сохранить все, как во времена его дедушки и бабушки, принесла дивиденды. Украшения совершенно изысканные. Не какие-то там блестящие пластмаски или мишура, а утонченные фарфоровые фигурки снеговиков и Дедов Морозов, раскрашенные вручную, ангелы и снежинки из тончайшей бумаги, крохотные туфельки, украшенные кружевом и поддельным жемчугом, золотые колокольчики, издающие мелодичный звон. Некоторые из них такие хрупкие, что она боится до них дотрагиваться.
– С ними ничего не случится. Просто повесьте их повыше. Чтобы Захария не мог дотянуться.
Она вешает небольшую желтую птичку с перьями и отклоняется назад, чтобы посмотреть, как та выглядит.
– Украшения такие красивые, правда? А у нас, когда я была ребенком, имелась только мишура и всякая муть из пластмассы. А еще – мешок бразильских орехов, который обязательно покупал Па, хотя их никто никогда не ел.
– Но у вас, по крайней мере, был отец, – говорит Гарри, протягивая ей еще одну птичку.
– Простите… я не хотела… – Сэм краснеет.
Он небрежно отмахивается.
– Нельзя страдать от отсутствия того, чего у тебя никогда не было. А потом Ма делала все, чтобы заменить мне его. Всегда готовила целую тонну выпечки – и по традиционным рецептам, и по своим собственным. В классе я был самым популярным учеником.
– Как мило звучит… А я всегда считала себя ущербной, потому что не могу приготовить мальчикам торт на день рождения. Мне всегда казалось, что все это слишком сложно.
– Так пусть они вам помогут. – Гарри смеется. – Я, например, помню, как пек маленькие пончики, которые мы потом макали в сахарную пудру. Мука была повсюду, но Ма никогда не возражала.
И все равно Сэм это все кажется слишком сложным, но она не хочет этого говорить.
– Кстати, забыла сказать вам спасибо. – Она пытается сменить тему разговора. – Это пиратское шоу, о котором вы прочитали в Сети… Я позвонила туда и заказала билеты на после Рождества. Сделаю Мэтти сюрприз на день рождения. Мы сможем переночевать там и посетить этот Космопорт, о котором он мне уже все уши прожужжал. Здорово будет опять оказаться в Ливерпуле – я не была там с момента нашего переезда… Ой! – неожиданно вырывается у нее. – Майкл! Ты так рано! Посмотри, разве это не роскошь?
Ее муж стоит в дверях. И она не знает, как долго это продолжается. Или почему у него на лице такое странное выражение?
* * *
Я мог бы оставить молодого человека у дежурного, но что-то заставило меня остаться и прислушаться к их разговору.
– Значит, исчез ваш молодой человек? – вяло спрашивает Вудс.
