– Ты это всерьез говорил о корабле, капитан?
Сакиина встала и отошла от костра.
– Хватит на сегодня! Ему нужно восстановить силы, прежде чем вы снова начнете ему досаждать. Давайте-ка уходите! Можете снова прийти завтра утром.
Мужчины по очереди подходили к Хэлу и, пожимая ему руку, бормотали что-то не слишком связное, после чего уходили в темноту, к другим хижинам, что расположились вдоль долины. Когда ушел последний, Сакиина подбросила в огонь еще одно кедровое полено, а потом подошла к Хэлу и села рядом с ним. И Хэл совершенно естественным властным жестом обнял ее за плечи. Девушка прислонилась к нему, уложив голову ему на плечо. И вздохнула нежно, удовлетворенно. Оба долго молчали.
– Мне бы хотелось вечно вот так сидеть рядом с тобой, но звезды могут этого не позволить, – прошептала наконец Сакиина. – Время нашей любви может оказаться коротким, как зимний день.
– Не говори так! – приказал Хэл. – Никогда так не говори!
Они стали смотреть в небо. Здесь, в разреженном высокогорном воздухе, звезды сияли так, что заливали небеса перламутровым светом, ярким, как внутренняя часть раковины морского ушка, только что вынутого из воды.
Хэл смотрел на них с благоговением и обдумывал то, что сказала Сакиина. Он ощутил, как его охватывают грусть и безнадежность. И содрогнулся.
Сакиина тут же выпрямилась и тихо сказала:
– Тебе холодно. Идем, Гандвана!
Она помогла ему подняться на ноги и увела в хижину, к постели у дальней стены. Уложив Хэла, девушка зажгла фитилек маленькой глиняной масляной лампы и поставила ее на выступ в каменной стене. Подойдя к костру, взяла глиняный горшок с водой, стоявший на углях с краю. В пустую миску она налила горячей воды, затем добавила туда холодной из горшка, что стоял у двери; наконец ее удовлетворила температура.
Движения девушки дышали уверенностью и спокойствием. Хэл, приподнявшись на локте, наблюдал за ней. Она поставила миску с водой на пол, потом влила в нее несколько капель жидкости из стеклянного фиала и размешала рукой. До Хэла донесся легкий, едва уловимый аромат.
Поднявшись, Сакиина подошла к выходу и закрыла его занавеской из звериных шкур, после чего вернулась к душистой миске. Выдернув из своих волос дикие цветы, она бросила их на меховое одеяло у ног Хэла. И, не говоря ни слова, распустила волосы и принялась расчесывать их, пока они не заблестели, как обсидиановая волна.
Расчесывая локоны, Сакиина начала что-то напевать на своем родном языке, то ли колыбельную, то ли любовную песню, Хэл не мог понять. Ее голос ласкал слух, он успокаивал и восхищал.
Отложив гребень, девушка позволила рубашке соскользнуть с плеч. Ее кожа сияла в желтом свете масляной лампы, ее груди походили на маленькие золотые персики. Когда Сакиина повернулась к Хэлу спиной и он перестал их видеть, ему показалось, что у него отняли нечто важное. Напев Сакиины теперь изменился – в нем послышались радость и волнение.
– О чем ты поешь? – спросил Хэл.
Сакиина улыбнулась, оглянувшись на него через обнаженное плечо.
– Это свадебная песня народа моей матери, – ответила она. – Невеста рассказывает о том, как она счастлива, и о том, что она любит своего мужа с вечной силой океана и терпением сияющих звезд.
– Никогда не слышал ничего настолько приятного, – прошептал Хэл.
А Сакиина медленно, соблазнительными движениями размотала юбку-саронг и отбросила ее в сторону. Ягодицы девушки были маленькими, аккуратными, безупречно овальными. Сакиина присела на корточки рядом с миской, обмакнула лоскут в душистую воду и начала обтираться. Она начала с плеч, отерла руки до самых кончиков ногтей. Под мышками у нее кучерявились черные волоски.
Хэл понял, что видит ритуальное омовение, часть той церемонии, которую представляла ему Сакиина. И жадно наблюдал за каждым ее движением, а она время от времени оглядывалась на него и застенчиво улыбалась.
Наконец Сакиина встала и медленно повернулась к Хэлу лицом. Прежде ему казалось, что тело у нее немножко мальчишеское, но теперь он видел в нем такую женственность, что его сердце чуть не лопнуло от желания. Живот Сакиины был плоским, но гладким, как масло, а в его нижней части темнел треугольник волос, мягкий, как спящий котенок.
Сакиина отошла от миски с водой и насухо вытерлась сброшенной хлопковой рубашкой. Потом шагнула к масляной лампе, прикрыла ее ладонью и наклонилась, как будто собираясь задуть огонек.
– Нет! – остановил ее Хэл. – Оставь свет! Я хочу видеть тебя.
Наконец она подошла к нему, скользя по каменному полу на маленьких босых ногах, забралась в постель рядом с ним, в его объятия, и прижалась к нему всем телом. Губы Сакиины коснулись губ Хэла. Они были мягкими, влажными и теплыми, и дыхание девушки смешалось с его дыханием; от Сакиины пахло дикими цветами, которые она постоянно носила в волосах.
– Я ждала тебя всю свою жизнь, – прошептала она.
А он шепнул в ответ:
– Это было долгое ожидание, но теперь я здесь.
Утром Сакиина с гордостью показала Хэлу все те сокровища, что привезла для него в своих седельных сумках. Она каким-то образом раздобыла все то, что перечислял Хэл в своих записках Эболи.
Хэл схватил карты.
– Откуда они у тебя, Сакиина? – удивленно спросил он.
Сакиина была рада видеть, что Хэл считает их весьма ценными.
– У меня много друзей в колонии, – объяснила она. – Даже блудницы из таверн обращались ко мне со своими болячками. Доктор Саар убивает больше пациентов, чем спасает. А некоторые дамы из таверн поднимаются на корабли, чтобы заняться своим делом, и возвращаются с разными вещами, не обязательно подаренными. – Она весело засмеялась. – Женщины думают, что если что-то не прибито намертво к палубе галеона, то это вполне можно взять. И когда я попросила добыть карты, они принесли мне вот это. Это то, что тебе нужно, Гандвана?
– Это куда больше, чем я мог надеяться, Сакиина! Вот эта карта очень ценная, и эта тоже…
Карты явно представляли собой сокровище какого-то навигатора: они были очень подробными, на них имелись заметки и наблюдения, записанные отличным почерком образованного человека. На картах были очерчены южные побережья Африки с удивительными подробностями, и Хэл, знающий в этом толк, видел, насколько они точны.
К его изумлению, на одной из карт имелась и Слоновья лагуна – он впервые увидел ее на какой-то карте, кроме отцовской. Ее местоположение было точным, в пределах нескольких минут, на полях были зарисованы подходы к берегу и обращенные к морю склоны утесов по обе стороны прохода к лагуне – Хэл мгновенно их узнал; владелец карты явно делал зарисовки по собственным наблюдениям.
Но хотя побережье и прилегающие к берегу районы были изображены подробно, внутренняя часть суши, как обычно, представляла собой либо пустое место, либо содержала изображения предположительных озер и гор, но их никто никогда не видел.
