Очертания гор, среди которых теперь прятались беглецы, обозначались контуром, как будто картограф видел их из колонии на мысе Доброй Надежды или проплывая по Фолс-Бей и мог лишь угадывать их высоту и протяженность.
А еще Сакиина как-то и где-то вместе с картами добыла для Хэла морской альманах на голландском. Он был издан в Амстердаме и содержал в себе движения небесных светил до конца десятилетия.
Хэл отложил в сторону эти драгоценные документы и взял принесенный Сакииной квадрант Дэвиса. Он представлял собой разборный инструмент, его отдельные части хранились в небольшом кожаном футляре, изнутри выложенном синим бархатом. Сам инструмент являлся образцом удивительного мастерства: бронзовый квадрант, украшенный розой ветров, стрелками и винтами, гравировка представляла и классические фигуры. На маленькой бронзовой табличке, прикрепленной к внутренней стороне крышки футляра, тоже наличествовала гравировка: «Селлини. Венеция».
Принесенный Сакииной компас помещался в крепком кожаном футляре; коробка была бронзовой, намагниченную иглу украшали золото и слоновая кость, так прекрасно сбалансированные, что стоило качнуть футляр, и стрелка мгновенно устремлялась на север.
– Да они стоят не меньше двадцати фунтов! – восхитился Хэл. – Ты просто волшебница, коли раздобыла такое.
Он взял Сакиину за руку и вывел наружу, уже не хромая так сильно, как накануне. Они сели рядышком на склоне горы, и Хэл показал ей, как наблюдать за дневным движением солнца и отмечать их положение на одной из карт. Сакиина была в восторге оттого, что доставила Хэлу такое удовольствие, и удивила его, мгновенно схватывая объяснения священных тайн искусства навигации. Потом Хэл вспомнил, что девушка была астрологом и понимала звездное небо.
Имея такие инструменты, Хэл мог уверенно двигаться через неведомые земли. Теперь его мечта о том, чтобы найти какой-нибудь корабль, начинала казаться не такой уже пустой, как сутки назад.
Хэл прижал Сакиину к груди и поцеловал. Она нежно прильнула к нему.
– Этот поцелуй – куда лучшая плата, чем те двадцать фунтов, о которых ты говорил, капитан.
– Если один поцелуй стоит двадцати фунтов, то я тебе должен то, что стоит не меньше пяти сотен, – заявил Хэл, опрокидывая Сакиину на траву.
Много позже она улыбнулась ему и прошептала:
– А это стоит всего золота мира.
Когда они вернулись в лагерь, то увидели, что Дэниел собрал все оружие, а Эболи полирует сабли и затачивает их отличным мелкозернистым камнем, добытым им со дна ручья.
Хэл внимательно осмотрел собранное. Здесь имелось достаточно абордажных сабель, чтобы вооружить их всех, и пистолетов тоже. Но мушкетов имелось всего пять, все они были обычными голландскими военными мушкетами, тяжелыми и надежными. Не хватало только пороха, фитилей и свинцовых пуль. Конечно, вместо пуль можно было использовать круглые камешки, но вот порох… У них в пороховницах осталось меньше пяти фунтов этой драгоценной субстанции, едва на двадцать выстрелов.
– Без пороха нам уже не добыть крупную дичь, – сказал Хэлу Сабах. – Мы теперь едим только куропаток и дасси.
Сабах использовал голландское название для африканского подобия барсуков – скалистых даманов, пушистых зверьков, густо населявших пещеры и расщелины каждого каменистого склона. Хэл узнал в них существ, которые в Библии названы кроликами.
Моча этих колоний дасси так обильно стекала вниз по скалам, что, высыхая, покрывала камни толстым блестящим слоем, как глазурь; вот только пахла она не так сладко. При некоторой ловкости и осторожности можно было ловить этих горных кроликов в таком количестве, что голод людям не грозил. А мясо у дасси было сочным и нежным, как у молочных поросят.
Но теперь, когда с ними была Сакиина, рацион мужчин сильно расширился, потому что девушка знала множество съедобных кореньев и трав. Каждый день Хэл отправлялся с ней на поиски, неся корзину. По мере того как становилась крепче нога Хэла, они забирались все дальше и дальше и с каждым днем все дольше оставались наедине.
Горы как будто обнимали их, своим величием скрывая от остального мира и давая прекрасное убежище для яркой драгоценности их любви. Когда корзина девушки наполнялась до краев, они находили какую-нибудь скрытую заводь и купались нагишом. А потом лежали рядом на гладких, отполированных водой камнях, обсыхая на солнце.
С дразнящей неторопливостью они наслаждались телами друг друга и наконец занимались любовью. Потом разговаривали, изучая мысли друг друга так же глубоко, как и тела, и снова занимались любовью. Они, казалось, просто не могли насытиться друг другом.
– Ох! И где ты научился доставлять девушке такое наслаждение? – задыхаясь, спросила она. – Кто тебя научил всему тому, что ты делаешь со мной?
Это был не тот вопрос, на который Хэлу хотелось бы отвечать, и он просто сказал:
– Мы с тобой идеально подходим друг другу, вот и все. Мои особые местечки созданы для того, чтобы касаться твоих тайных уголков. Я ищу наслаждения в твоем наслаждении. И мое в сотни раз возрастает при этом.
Вечерами, когда все беглецы собирались у костра, мужчины одолевали Хэла вопросами насчет его планов, но он в ответ лишь смеялся или качал головой.
Да, план действий уже дал ростки в его уме, но пока что рано было его открывать, потому что оставалось слишком много препятствий. И Хэл расспрашивал Сабаха и пятерых беглых рабов, переживших горные зимы.
– Как далеко на восток вы продвинулись вдоль хребта, Сабах?
– В середине зимы мы шли в ту сторону шесть дней. Пытались найти еду и место, где холод был бы не таким свирепым.
– И что там, на востоке?
– На много лиг – такие же горы, как здесь, а потом они вдруг обрываются, переходя в лесные долины и холмистые луга, а далеко справа виднеется море.
Сабах подобрал какую-то веточку и начал рисовать на земле рядом с костром. Хэл запоминал его описания, подробно расспрашивал, заставляя припоминать каждую мелочь из того, что он видел.
– Вы спускались на те равнины?
– Немного спустились. Мы там увидели странных существ, таких никто из людей не видывал: они огромные, на их мордах – длинные рога. Один зверь бросился на нас с жутким хрюканьем и свистом. И хотя мы стреляли по нему из мушкетов, он не остановился и ударил жену Йоханнеса своим носовым рогом – и убил ее!
Они посмотрели на маленького одноглазого Йоханнеса, одного из бежавших рабов, и тот сразу же всхлипнул, вспомнив свою погибшую женщину. Странно было видеть, как слезы выползают из его пустой глазницы.
Все какое-то время молчали, потом Зваанти подхватила историю:
– Моему Бобби тогда был всего месяц, и я не могла подвергать его такой опасности. Без пороха для мушкетов мы не могли идти дальше. Я заставила Сабаха повернуть назад, и мы вернулись сюда.
– А почему ты об этом расспрашиваешь? Что ты задумал, капитан? – пожелал узнать Большой Дэниел.